Никто не ангел

Случай с мнимым сердечным приступом и Аллой заставил Сергея окончательно понять, что Вика при всей ее мягкости, словно статуя на постаменте, крепко стоит двумя ногами на своих принципах. И, несмотря на понимание и снисходительность к его привычкам, есть то, чего она не сможет пережить и простить.

Она не хотела его ни с кем делить. И не стала бы!..

Осознание того, что он одним своим поступком, флиртом или даже неосторожным взглядом может разрушить то, что у него есть, заставили его пересмотреть свое поведение. Он стал гораздо сдержаннее и осмотрительнее.

Алла, женская гордость которой была попрана, крепко разозлилась на Сергея. И он, если честно, этого вполне заслужил. Отшить женщину, с которой два вечера подряд играл наедине в гляделки и откровенность, – это было слишком даже для него. После всего он старался не оставаться с ней вдвоем и быть подчеркнуто вежливым. В такой ситуации он мог только ждать, пока она смягчится.

Заодно Алла сердилась на «маленькую пуделиху» Виолетту. Она считала, что под увлечением Сергея стоит материальная почва или что-то еще, настолько же прозаичное.

Обо всем случившемся через несколько месяцев она решилась рассказать Машеньке. Маленькая подробность о том, что Алла сама взяла Сергея в тот вечер за плечо и замолчала, пристально всматриваясь в его лицо, незаметно испарилась. Осталось только, что Шлепцов томно заглядывал в ее глаза, а затем внезапно засобирался домой.

– «Нормальный», – передразнила Маша, запихивая в рот кусочек шоколадки. – Ты же говорила, что он очень страстный. Но долгоиграющий парень или муж из него выйдет никудышный, уж поверь мне. Во-первых, он будет гулять…

– Да пусть гулял бы иногда, я бы в долгу не осталась.

– Как знаешь. Во-вторых… Да просто я знаю таких, как он. Весь в своей науке, при этом слишком сильно витает в высоких материях, чтобы сделать нормальную карьеру. Так и будешь жить со сковородкой в руках на маленькой кухне…

– С него станется, – лоб Аллы наморщился. – Вообще, по-моему, это обыкновенная слабость, когда мужчина вместо красивой и умной женщины предпочитает недалекую дурнушку. Не думала я, признаться, что Шлепцов – такой слабак…

– Я тебя умоляю. Они все слабаки. Непонятно, правда, чего он уцепился за эту… Может, она какие навыки имеет… скрытые.

– Уж точно не лучше моих, – выдохнула Алла.

– Значит, дело в квартире.

– У него есть квартира.

– Сама ж рассказывала, что там головой о потолок можно удариться. Вот и подцепил себе дурочку для улучшения жилищных условий. Дело обычно в этом.

– К черту. К черту его и всех уродов. Скажи лучше, когда за город поедем и будут ли там снова неженатые друзья твоего благоверного.

– Смотри-ка. В прошлый раз кто-то капризничал и упирался, а теперь…

– С меня не убудет, – мрачно резюмировала Алла.

– Правильно. Нечего теряться. Тем более я знаю одного, который может тебя одарить вполне приличным кольцом на нужном пальце.

Никто кроме Сергея не мог знать, насколько эти женщины ошибались. Ведь когда он смотрел на Аллу, выпивший, с помутневшим рассудком, с расстроенной душой и вопящей в муках гордостью, а она прикоснулась к нему, в ее глазах была лишь жажда продолжения. А он вдруг захотел, чтобы его просто поняли и обняли, как человека, как возлюбленного, так нежно и всеобъемлюще, как обнимала его только Вика. Ему захотелось, чтобы кто-то все о нем знал и при этом любил его. Захотелось домой.

Виолетта не была недалекой. Она прочитала больше художественных книг, чем Сергей, и отлично владела своей профессией. Она любила театр, который он достаточно равнодушно переносил. Она умела слушать и делать выводы. И только ее манера говорить, мягкая и неуверенная, могла ввести в заблуждение.

Но Сергей уже достаточно ее знал. Как и наблюдал совершенно различные особенности изложения мыслей у своих студентов. Он привык смотреть в корень: на то, что было сказано, а не как.

– Человек не блюдо, чтобы так уж волноваться, как он себя преподнесет, – однажды задумчиво сказал он Виолетте.

И он давно понял, что свои убеждения она несет через любые барьеры, даже если приходится стонать и плакать от обиды и непонимания. Он поражался, как она жила, когда долгие годы рядом с ней не было ни единой души, которая бы ее поддерживала. Даже у Сергея был его профессор и когда-то – Витька. Неугасимый свет внутри этой девушки заставлял Сергея восхищаться, потому что самому ему такового не хватало и очень часто хотелось послать весь мир к черту. А ее даже черт не смог бы переубедить.

Не была она и дурнушкой. Напротив, чем больше на нее смотрел Сергей, тем больше открывал для себя нового и сильнее влюблялся в ее светло-карие глаза – огромные, широко открытые, задумчивые и слегка удивленные, когда она уходила в себя и что-то осмысливала. Подкрашенные ресницы летали над ними, как пчелки, а губки были маленькие и плотно сложенные. А когда она улыбалась, ее лицо озарялось тем самым внутренним светом. Фигура – нежная и субтильная – придавала ей моложавости и детской непосредственности, да и платья на ней, признаться, великолепно сидели, особенно если облегали красивые бедра.