Никто не избегнет блаженства

Летели они гораздо выше и медленнее, чем мы, и я сообразила, что ни на одном из этих мягких дирижаблей нет ни каркаса, ни сложного турбовентиляторного двигателя, и что все они значительно уступают в весовой категории нашему навороченному цеппелину. Скрытые же под гладкой поверхностью «Глории» ребра жесткости, форсаж и прочие тяжелые примочки – это исключительно заслуга Этьена.

– Иногда хорлоки вынуждены грести веслами, если надо лететь против ветра, – добавил Принц Грозы, следуя за моим взглядом, – тяга у здешних винтов слабовата.

– Веслами? По воздуху? – изумилась я. – Да это же самая настоящая каторга! Неужели нельзя подождать, когда ветер сменит направление?

– Зачем? – тихо и меланхолично проговорил друг. – В ожидании попутных потоков придется долго сидеть на земле, а здешние жители всегда в полете. Всегда! Они живут в дирижаблях. Чаще, конечно же, скользят по течению, но…

В блестящих, печальных и одновременно восторженных глазах Этьена отразились светлые причудливые облачка-дирижабли.

– Всегда в полете… – повторила я в растерянности.

– Да, всегда в полете. Здешние дирижабли непотопляемы! Это своего рода аэроглиссеры, потому как не зависят от закона Архимеда! Их держат на плаву восходящие струи воздуха и немного прогретый пар – система терморегуляции работает от портативной бытовой электростанции. Двигатели в них стоят самые примитивные, только для спуска – с обратной тягой.

– То есть хорлоки спускаются на землю, чтобы немного поработать в огороде и заготовить себе запасов?

– Нет, – возразил Этьен, – работают только определенные семьи – например, те, в которых имеются провинившиеся. Труд – это у них нечто вроде исправительных работ. Впрочем, осужденных наказывают не столько трудом – он им не в тягость – сколько лишением самого святого – права летать, и родственники несчастного вынуждены составлять ему компанию, ведь бедолаге ни за что не справиться в одиночку с объемом хозяйственных работ – сроки поджимают, знаешь ли. Также существует обязательная трудовая повинность – аналог нашей армейской службы. Ну и, конечно же, есть богатые и бедные кланы. Первые не горбят спин, потому что купили привилегии. Вторые – ишачат, вкалывая сутками, дабы отработать ипотеку на дирижабль, который достанется лишь их детям. Словом, капитализм.

– А я уж, было, подумала, что здесь рай.

– По сравнению с нашим миром, вообще-то, да. Тут патриархально-династический капитализм.

Не слышала о такой формации. Но, видимо, Этьен, как всегда, прав.

– Долго ли нам еще лететь?

– Нет, ведь мы скользим по течению ветра, – Этьен внимательно и сосредоточенно поглядел в окно, – денька через три будем в Техасе, – точнее, в той же точке – на глобусе, но относительно здешнего мира. Как только я почувствую близость места, где ожидаются Смерчи, то дам вам знать… ого, смотри же скорее!

– Я и так смотрю! – нетерпеливо огрызнулась я. – Там ничего нет.

– Наверх смотри!

– Куда-куда? – не поняла я и в ту же минуту ощутила, как волосы Этьена скользнули по моей щеке: он подошел совсем близко, вкрадчиво нащупывая мою руку – а потом вдруг очутился в кресле и повелительно усадил меня рядом с собой.

– Вот так, Коко, стоя ничего не увидишь! Запрокинь голову и глянь как можно выше: там как будто бы воздушная каравелла скользит – немного наискосок всеобщему движению. В самом верхнем ряду. Нашла? – и Этьен отклонил спинку кресла назад, предоставив нашему взору бесконечную сизую высь.

Я поудобнее разместилась на мягком сидении, до боли вывернув шею, стараясь рассмотреть ладью в наклонном иллюминаторе, и передо мной открылся широкий обзор на бескрайние небесные просторы, словно исчерканные невидимыми разделительными полосами – оказывается, движение облачных дирижаблей строго упорядочено. Этьен обнял меня и склонил мою голову к себе на грудь так, что мне стало одинаково хорошо видно и далеко впереди по курсу, и прямо над нами.

– Вон, видишь дирижабль с веслами? Это и есть та самая каравелла.

К северо-востоку от нас по отдельной небесной «полосе» двигалась продолговатая, похожая на старинную лодию, гондола с воздушным баллоном в виде рыбьего плавательного пузыря, закрепленного на тросах высоко над головами летящих или – как выразился бы Этьен – скользящих. У самого днища корпуса лодии по всей длине из обшитых сталью отверстий, больше напоминающих клюзы, нежели уключины, торчали коленчатые весла, здорово смахивающие на лягушачьи лапы. Их вращательно-поступательные движения были настолько слажены, синхронны, что сразу становилось ясно: это работает сложный автоматический механизм, а не какая-нибудь вереница прикованных цепями рабов – хотя сидящие внутри члены команды явно напирают на какие-то рычаги своими крепкими мозолистыми руками.

– У «Глории» тоже есть выдвижные весла, чтобы сражаться с ветром, но это, так сказать, задумка по умолчанию – мы ими пользоваться не будем.