Голос Этьена становился все тише, глубже, и я чувствовала, как от его губ у меня трепещутся волосы на затылке. Вот он умолк, но, несмотря на воркующий рокот мотора, я слышала его дыхание – шумное, замедленное, сдавленное…
– Я уже догадалась: ты поставил на «Глорию» мощные тянущие винты и форсаж, – сказала я вполголоса.
– Да, а еще гибридный пятиконтурный двигатель, работающий на универсальном топливе моей собственной рецептуры!
– То есть ты хочешь сказать, с поршневым мотором?..
– Так точно, но не вместо газогенератора, а в дополнение к нему! И плюс двойная форсажная камера. В целом, получилась сложнейшая силовая установка, занимающая слишком много места. Собственно, потому-то она и не нашла применения в самолетостроении, а вот для дирижабля – пришлась в самый раз! В основе ее лежит гибрид обычного турбовентиляторного двигателя и двигателя смешанных циклов, что позволяет одновременно использовать самые необычные виды топлива, начиная от примитивного разреженного…
– Я поняла! Твой двигатель сразу и пороховой, и квантовый, и ядерный, и глюонный, и так далее. Прости, а эту… установку ты собрал сам?
– Не совсем. Скорее, приобрел у Zeppelin & Metallwerk Friedrichshafen версии 2.0, но кое-какие детали выпущены по моим чертежам.
– И когда же ты все это успел?
Этьен в ответ лишь загадочно улыбнулся.
Движители гулко и непрерывно рокотали. Но как громко, по сравнению ними, стучали наши сердца и качали кислород легкие! Мы жили – вдыхали и выдыхали воздух, а наши души расправлялись и становились такими же могучими, как эти степенные и величественные дирижабли, вблизи похожие на клочья пены или, может, на обтекаемые сгустки пенопласта, которыми обычно заполняют пустоты в ящиках с хрупким товаром. От монументальности их тулов веяло таким волнующим покоем и такой вековой вечностью! И я готова была бесконечно лежать на груди Этьена, глядя в окно на движущийся пейзаж под монотонный рокот лопастей…
– Рука затекла, – вырвалось у меня прежде, чем я почувствовала резкую боль в локте.
Этьен повернулся и как-то многозначительно, пристально посмотрел мне в глаза. Я постаралась вложить в ответный взгляд как можно больше тепла и признательности. Но тут вдруг из коридора послышались чьи-то шаги, заставив меня вернуться в реальность.
– Еще какая-то сонная тетеря встала к обеду, – усмехнувшись, сказала я чуть громче, чем надо.
– Да нет, это, скорее всего, пилот и штурман в одном лице, – мягко возразил Этьен, – пора бы уже сменить его. Возможно, стоит скорректировать график дежурств.
Из-за выступающей стены показалась угловатая фигура Себастьяна Хартманна. Соломенные волосы молодого человека представляли собою гнездо, глаза покраснели и припухли. Коротко кивнув мне, Себастьян посмотрел на Этьена.
– Здорово, приятель, – небрежно бросил он, слегка склонив голову набок и криво улыбнувшись. – Слава Богам, с тобой все в порядке, ну и напугал ты нас!.. Можно тебя на пять минут в рубку? Надеюсь, объяснишь кое-какие детали, а то я наугад научился управлять этой посудиной – так сказать, методом научного тыка?
Мужчины ушли, а я осталась сидеть, задумчиво глядя в окно. Казалось, грандиозный парад великой мощи, непобедимой эскадрильи (или все-таки эскадры?) шествует по небу: матово белые исполины с прожелтью, розоватостью, бледной зеленью, голубизной – всевозможных пастельных оттенков. Словно их специально по этому случаю окрасили прожекторами с бледно-утренними фильтрами. Или, может, это сын великана Бергельмира нечаянно рассыпал на небесах фигурки сахарного драже? Лишь изредка острые полоски стрингеров тяжелых цеппелинов, принадлежащих богачам, пронзали нежные полутона своим золотым великолепием.
А может, это вовсе никакая не эскадра, а случайно сбившаяся стая, которая плывет – нет, все-таки летит – повинуясь непонятному зову и инстинкту, иногда смутному и тревожному, а порою загадочному и манящему. Летит вольно, куда придется, не выбирая маршрутов. Чего же на самом деле хочется хорлокам? Почему им на месте не сидится?
И ощущение лиризма, смешанного с тревогой, заполонило меня: ах, Этьен, Этьен, что у тебя на сердце? Все ли с тобой в порядке? Как ты переносишь в одиночку потерю отца? И отчего без конца глядишь на меня так пристально?
Внезапно снова раздались шаги – на этот раз над головой и, судя по цоканью каблуков, в каюте Лоры. Меня вдруг осенила шальная идея. Вскочив с кресла, я решительно направилась к троюродной сестре Эрика:
– Доброе утро! – проронила я и, не дожидаясь ответа, продолжила. – Лора, скажи, у тебя есть с собой хоть какая-нибудь косметика – карандаш там или помада? Научи меня, пожалуйста, как всеми этими штуками пользоваться.
Новые обстоятельства