Никто не хотел воевать

– Бардак, говоришь. Бардак там всегда был, с самого развала Союза, сейчас просто побольше. А насчет мобилизации не бойся. Меня для армии ни одна медкомиссия годным не признает. Да и с друзьями своими бывшими я давно не контачу. Зачем я им, или они мне. Просто на родине, какой бы она ни была, жить легче, как ни крути. Там хотя бы своя крыша над головой есть, квартира из которой меня никто не погонит. Пойми, мама, мне сейчас здесь находиться, ну невозможно как тяжело, я так больше не могу, – Богдан провел ребром ладони себе по горлу.

Оксана Тарасовна, впрочем, понимала состояние сына, просто опасалась за него, ведь на Украине действительно стало очень опасно, и лучше бы пережить это время здесь.

– Я же не в Донбассе, даже не в Киеве буду, а у нас, в Виннице более-менее спокойно. Займусь чем-нибудь, может, опять в дворники пойду, – успокаивал мать Богдан.

Оксана Тарасовна окончательно уяснила, что сыну после нескольких месяцев скотской жизни и мучений в бригаде, и неудачной «стыковки» просто необходимо «поменять декорации». Выждав срок, по который была оплачена квартира, она сама купила ему билет и пошла провожать на Киевский вокзал. Не отходя от сына, она в разных вариантах твердила одно и то же:

– В Киеве не задерживайся, сразу бери билет до Винницы. Там сиди смирно. Лучше даже если никто кроме Лены и ее Степана не знали бы, что ты приехал.

Богдан снисходительно улыбался, слушая мать, и согласно кивал головой. Когда попрощались и Оксана Тарасовна осталась на перроне… Она стала крестить уходящий поезд. Богдан, увидев это… у него буквально заныло сердце: какой же старенькой и несчастной показалась ему его некогда властная, даже царственная мама, как же тяжело ей приходится в этом огромном и недобром городе, который не верит ни чьим слезам, и где ее угораздило оказаться на пороге старости, в столь незавидном положении.

11

Как хотелось Леониду ответить на звонок матери, объяснить, почему он не может вернуться в Москву. Но он понимал, что кроме взаимных душевных мучений ничего этот разговор не принесет. Потому он отправил матери СМС с текстом: «Мама, со мной все в порядке. О себе буду сообщать раз в неделю. Целую тебя и папу. До свидания». После этого Леонид выключил свой мобильный телефон. Как и планировал он поездом добрался до Воронежа, оттуда автобусом поехал до Ростова… В прошлые годы он ездил к бабушке на поезде через Луганск. Но сейчас Донбасс фактически поделен на зоны, контролируемые ВСУ и ополченцами, и на поезде ехать небезопасно. Потому Леонид и решил в свой поселок, находящийся под контролем ополченцев, заехать со стороны Ростова через пограничный переход, находящийся в руках повстанцев, чтобы не пересекать «линию фронта».

В Ростове совсем не ощущалось, что менее чем в сотне километров идет война: обстрелы, перестрелки, кровь, смерть… Здесь Леонид оказался впервые. Ростов был чем-то похож на Донецк, летом такое же всеобъемлющее царство тепла, плавящийся под ногами асфальт. Вокруг много легко одетых, выставивших напоказ свои достоинства женщин и девушек. Даже по-русски здесь говорили также, произнося мягко «ге». Леонид, казалось бы, вновь окунулся в отличную от Москвы знакомую с детства ауру, где естественно, а не случайно, и это тепло, и гыкание. Но одно весьма существенное отличие сразу бросалось в глаза – в Донецке и окрестностях никогда не наблюдалось такого большого количества этнических кавказцев. И это вносило не межнациональный колорит, а буквально висевшую в воздухе напряженность. Здесь зачастую джигиты вели себя также как везде вне своей малой родины: нарочито агрессивно, никому не уступая дороги, нагло разглядывали, а то и приставали к девушкам не кавказских наций. В общем, не как гости, а как хозяева.

Леонид никак не ожидал, что возникнет сложность с переходом границы. Год назад, когда он в последний раз ездил к бабушке, он пересек границу на поезде, и тогда все ограничилось формальной проверкой на пограничных станциях, как туда, так и обратно. Сейчас просто так было не пройти. С украинской стороны большую часть дня шел не слишком большой, но и не маленький поток беженцев, и пеших, и на машинах. И хоть в репортажах российских СМИ постоянно подчеркивалось, что беженцы это в основном женщины, старики и дети, Леонид увидел, что немалый процент в том «потоке» составляли мужчины вполне способные носить оружие. Впрочем, его это не очень удивило, ведь он сам родом с Донбасса и на веру не принимал утверждения этих СМИ, что в ряды ополчения встали чуть ли не все жители Донецкой и Луганской областей. Из обрывков разговоров, как беженцев, так и пограничников, Леонид выяснил, что ополченцам приходится туго и если Россия срочно не окажет действенную помощь, украинская армия в ближайшие две-три недели всех их блокирует и уничтожит. Говорили, что Славинск полностью окружен, и чуть не каждый день подвергаются обстрелам Донецк, Луганск и другие города самопровозглашенных республик.