Никто не вернётся

Барановский слегка поклонился.

– Очень приятно.

– Вань, ой, а вы изговнялись где-то, – сообщила вдруг Надя.

– Что? В смысле?

Он быстро себя оглядел и заметил на плаще несколько жирных тёмных пятен.

– А это походу от машинного масла, – сказал Миша. – Я чуток пролил в салоне недавно.

– Ладно, не страшно. Новый куплю.

– Зачем покупать? Постирать же можно, – сказала Надя.

Барановский повесил плащ на вешалку. Прихожая была тесная. Чтобы разуться, пришлось ждать, пока Миша снимет свои говнодавы.

– А вон и на колене у вас пятно, – заметила Надя.

– Это его в самолете какая-то бабка облила, – рассказал Миша.

– Зачем?

– Может, с похмелья руки тряслись.

Барановский снял свои «дерби» и отодвинул в угол. Надя их тут же схватила и переставила.

– Там кот метит, провоняют.

– Спасибо за заботу.

Он вдруг занервничал. Во внутреннем кармане плаща была небольшая фляжка с водкой. Сейчас бы не помешало. Но Барановский стеснялся.

– Мама там лежит, – сказал Миша и показал на дверь дальней комнаты. – Вань, ты тут постой. Ага? Я зайду, скажу, что ты приехал. Если ты сразу сам зайдёшь, она может испугаться.

– Меня? – спросил Барановский.

– Нет. У неё иногда глюки бывают. То отец мерещился. Потом ты несколько раз приходил. Мама говорила, ты в тюремной робе был. Короче, погодь, я предупрежу.

– Ну ладно.

Миша прошёл по коридору, осторожно приоткрыл дверь и проскользнул в комнату. Барановский остался с Надей.

– Вот ведь как, – вздохнула она. – Жалко Зинаиду Прокофьевну.

– Да.

– Так хорошо, что вы приехали.

– Ну как же иначе.

– Щей, может, хотите?

– А?

– Я щи сварила утром. Хотите?

– Сейчас прямо? – спросил Барановский, глядя на её круглое лицо.

– Потом. С матушкой поговорите сначала.

На кухне запиликал мобильник.

– Ой, – сказала Надя.

И убежала. Барановский полез в карман плаща, ухватил фляжку, но в этот момент вернулся Миша.

– Она проснулась, ждёт тебя.

– Хорошо, – отозвался Барановский.

Показалось, что голос звучит откуда-то со стороны. И в животе стало пусто.

– Миха, я боюсь, – признался он.

– Не боись. Она выглядит норм.

– Я не об этом. Ладно. Не беспокойте нас. Хорошо?

– Конечно. Мы с Надькой на кухне побудем.

Барановский немного постоял перед дверью, вдохнул, выдохнул и вошёл. Мама лежала на кровати мя подушками под головой и внимательно на него смотрела. Она была серая, тощая и сморщенная.

«Здесь смерть», – пришла в голову поганая мысль. – Здравствуй, мама, – сказал Барановский.

– Ванечка, сынок, я так рада, что ты приехал. Теперь можно и умереть.

– Ну о чем ты говоришь?!

Он сел, взял её за руку. Та оказалась ледяная. Хотя в комнате было душновато.

– Мама, тебе холодно?

– Что ты, мне наоборот жарко. Открой окно.

– Нет. Простудишься.

– Вань.

– Что?

– Поцелуй меня.

Барановский наклонился и поцеловал её кие прохладные губы.

«Дурак, в щёку надо. Ты чего?!»

– Я так рада, что ты приехал, – повторила мама.

– Ну как я мог не приехать?

– Мало ли. Всё-таки у тебя там своя жизнь чее. Ты ведь редко навещал.

– Но, мама, я ведь звонил почти каждый день. И звал в гости.

– Где мы, Ваня, а где Москва?! Да и дела всё, дела какие-то, одно, другое, пятое-десятое.

Барановский молчал.

– Вань, а ты в тюрьме не сидел?

– Нет, конечно. С чего ты решила?

– Сон мне снился плохой. Будто ты в камере, и тебя полотенцем душат.

– Это просто кошмар был.

– Ну хорошо, хорошо.

Мама закрыла глаза.

– Дай мне попить.

Барановский налил стакан воды из кувшина. Мама немножко попила. Открыла глаза.

– А жена не захотела приехать?

– Так я ведь развёлся давно. Три года уже.

– Ах да. Я забыла. Лиза её звали?

– Что? Нет. Почему Лиза? – удивился Барановский. – Её звали…

Он не смог сразу вспомнить.

– Это… Как её… Надя её звали.

– Постой. Жену Мишеньки так зовут. Вы что, на одной женщине поженившись были?

– Ну мама, что ты говоришь? Просто они тёзки, вот и всё.

– Ах да, я не подумала.

Барановскому показалось, что мама будто бы слегка подшофе. «Наверно, от лекарств», – подумал он.

– Мама, а почему ты спросила про Лизу?

– Я спросила?

– Да, ты сказала, что мою жену звали Лиза.

– Не знаю, мне так подумалось. Открой окно, пожалуйста.

– Нельзя. Холодно. Простудишься.

– Ванечка, милый, заботишься обо мне.

Она погладила его по голове.

– Я старался, мама. Вы ведь получали деньги?

– Да, конечно. Нам очень помогало.

– Хорошо.

– Вань, ты мои ботики не видел?

– Ботики? Какие ботики?

– На ноги мне. Носить.

– Нет, не видел.

Барановский заглянул под кровать, но увидел там только ночной горшок.

– Может, в прихожей? – спросил он.

– Там нет.

– Не волнуйся, мама. Я найду.

– Ну хорошо. Поцелуй меня.

Он наклонился и поцеловал её в щёку.

– Мам, скажи, ты помнишь Лизу Матвееву?

Она задумалась, глядя в окно пьяными глазами.

– Скорей бы зима.

– Мам.

– Что, сыночек?

– Ты помнишь Лизу Матвееву?

– Нет. А кто это?

– Была у меня девушка. Звали Лиза Матвеева. Живёт где-то здесь. Стало интересно, как она и что с ней вообще.

– Я помню, ты дружил с одной девочкой. Она училась в лицее. Маша Давыдова. Да, я её хорошо помню.

Барановский не помнил.

– А Лиза Матвеева?

– Нет. Я не помню, Ванечка.

– Да и чёрт с ней!

– Ой, нельзя это слово говорить, оно плохое.

– Прости, мама. Больше не буду.