Никто не вернётся

– …сумел зацепиться за свой шанс. Я голодал, жил на вокзале и писал свой первый роман…

«Жил у богатой старой бабы, пялил её за еду и жилье, а сюжет романа она, кстати, и придумала».

– Я носился с рукописью по издательствам и везде получал отказы.

«Богатая старая баба фактически была владелицей издательства хахаха».

– Но в одном месте меня всё-таки приняли.

Он почувствовал кураж, и даже опьянение шло впрок. Барановский расхаживал по сцене и рассказывал свою наполовину выдуманную автобиографию. Но смотреть на лица зрителей всё не решался. Он знал, что если увидит Лизу, то потеряет голос, его рот сам собой законопатится. Он окаменеет, как житель Содома и Гоморры. Или чего там с ними случилось?

Кто-то стал хлопать, когда он рассказал про свои литературные премии. Барановский достал из кармана телефон.

– Прочитаю вам немного свои тексты. Ой, а можно воды?

– Сзади вас, на столике, – услышал он голос Анны.

– А, точно.

Барановский вылакал полбутылки «Святого источника», открыл файл и стал читать. Минуты через три до него дошло, что он читает порнороман, присланный читательницей. На моменте, где героиня сосала одновременно два члена, он замолчал.

– Так. Это не то. Минуточку. Извините.

Кто-то опять кашлял.

«Умри ты уже», – подумал Барановский. Он открыл файл своей книги и без остановки прочитал четыре рассказа подряд. Потом сунул телефон в карман и спросил:

– Здесь есть Лиза Матвеева?

Барановскому показалось, кто-то в него вселился и взял управление на себя.

– Лиза Матвеева пришла?

Он посмотрел на постные лица. Все молчали. Лизы среди них не было.

– Никто не знает Лизу Матвееву? Нет?

Тишина. Покашливание.

– Меня интересует её судьба, понимаете? Мне это важно. Я на днях даже заходил к Сане Кожухову, он теперь депутат, но я знал его раньше. Он озверел. Не понимаю почему. Подскочил, как обезьяна, и выгнал меня. Я испугался. А вдруг он её убил? Никто ничего не знает? Ладно.

Барановский достал телефон, начал читать ещё один рассказ, но на середине остановился. Понял, что не сможет больше.

– Спасибо за внимание, – пробормотал он.

Ему поаплодировали, но без особого энтузиазма. Ладно, бывало и хуже. В том же Нью-Йорке никто не смог разобрать его английский язык. Над ним смеялись.

Анна поднялась на сцену.

– Вы очень хорошо выступили, очень хорошо. Я так рада. Сейчас народ разойдётся, и мы тут в соседнем помещении немного выпьем и закусим. Да ведь?

Она глуповато подмигнула Барановскому.

– Ага, – сказал он. – Это не помешает.

– Ах, Иван, я знаю, как вам тяжело.

– Да?

– Ваша мама.

– Что? – испугался Барановский.

Достал телефон. Пропущенных звонков от Миши не было.

– Тяжело болеет, – сказала Анна. – Вот я о чём.

– А, да.

– Всё будет хорошо. Сегодня утром я зашла в церковь и поставила свечку за её здоровье.

– Правда?

– Конечно.

Барановский поцеловал её в губы.

– Я замужем, Иван. Простите.

– Всё в порядке.

Они зашли в небольшое служебное помещение.

Там стоял стол с закуской и выпивкой. Несколько женщин тут же окружили Барановского.

– Ах-ах, мы в таком восторге.

– Вы хорошо так выступили.

– Спасибо, вы самый мой любимый писатель.

– А то, что вы читали в самом начале, это ваш новый роман?

– Нет, это не моё. Я ошибся.

– Вы любите такое читать?

– А Лиза Матвеева – это кто?

Водки не было. Но вина оказалось в достатке. Барановский протянул руку к бутылке, решив в ней утонуть.

* * *

Проснувшись, он почувствовал, что за спиной кто-то лежит. Протянул руку и нащупал мягкую, тёплую ногу. Барановский перевернулся и приподнял одеяло. Женщина была ему не знакома. На вид лет тридцать, волосы светлые, корни не прокрашены. На животе небольшие складки. На полу он заметил подсохший, сморщенный презерватив.

Было позднее утро. За окном моросил дождь. Барановский нашёл трусы, заглянул в холодильник. Там было несколько коробок сока, которые он не допил. Выбрав апельсиновый, он присосался к отверстию.

– Мяяуу! – взвизгнуло за спиной.

Барановский дёрнулся и плеснул сок на грудь и живот. Дама сидела на кровати и, морщась, тёрла груди. – Вы меня напугали, – сказал Барановский.

– Вы? Какой вежливый стал.

– Соку?

– Давай.

Барановский протянул коробку, сел рядом.

– Я что-то не очень помню.

– Меня, что ли?

– Да. И вообще. Ты с вечера?

– Нет, я ночью приехала.

– Откуда?

– Ты дурак, что ли?

– Ты была на выступлении? Мы там познакомились?

Она слезла с кровати и ушла в душ. Барановский отыскал телефон. Пропущенных вызовов не было. Он подобрал презерватив и бросил в ведёрко для мусора.

Она вышла из душа и стала одеваться.

– Значит, ладно, ночь была не полная. За половину ты мне должен четыре тысячи. И пятьсот за фейсситтинг. – Что это ещё за фигня? – спросил Барановский.

– Так, не начинай. С тебя четыре пятьсот. Начнёшь выделываться, я уйду, но приедут Бородач и Седой.

– Ладно-ладно, – махнул рукой Барановский. – Я против, что ли? Просто спросил.

Он порылся в бумажнике.

– Как тебя зовут?

– Магдалина.

– Ты карты принимаешь?

– Ебанись, родной! Какие карты? Я что, с терминалом хожу?

– Не кричи. Тут рядом есть банкоматы?

– Бля, мне это не нравится.

– Чего такого, – сказал Барановский. – Вместе спустимся, я сниму деньги и отдам.