Мама помогла мне выпрямить волосы, и мы сошлись на блеске для губ и туши для ресниц. Я надела черные джинсы, мохнатый свитер лавандового цвета с треугольным вырезом и высокие черные ботинки, а вместо темно-гранатового пуховика натянула мамину кожаную куртку цвета черной лакрицы – эту куртку она надевала на свидания с папой. Я накрасила ногти баклажановым лаком и нарисовала на кончиках темно-розовые полукружья.
Мы затормозили у крыльца старшей школы имени Бенджамина Кардозо; нас окружило море ребят в темно-фиолетовом и белом. Двое волонтеров, стоящих у крыльца, раздавали алые листовки: «Спасем “Эд Боро”! Это наша община! Это наш дом!»
– Ладно, Горошинка, – сказала мама, – желаю тебе хорошо провести время. Наслаждайся матчем.
Тот же самый страх, сковавший меня в первый день в школе, снова пробудился. Я не могла просто так взять и войти туда в одиночку. Если б со мной была Мандей, наш пузырь защитил бы нас от неизбежных атак.
– Что не так? – спросила мама.
Я посмотрела в зеркальце заднего вида и проверила, не размазался ли блеск у меня на губах. Мне нужно было выиграть немного времени.
– Ничего.
Мама вскинула брови.
– Нервничаешь? Хочешь, чтобы я вошла с тобой?
– Мам! Я не могу пойти туда с тобой, как будто сбежала с продленки. Просто…
Резкий стук в окно заставил нас обеих вздрогнуть. Майкл, склонившись, улыбался нам через подернутое инеем стекло.
Мама опустила окно, и в нос мне ударил запах его одеколона.
– Здравствуй, Майкл, – поприветствовала мама. Он помахал рукой и посмотрел на меня, а его улыбка стала еще шире.
– Игра вот-вот начнется; пойдем поищем место.
Ревущая толпа заполняла трибуны, вскакивая всякий раз, когда мяч попадал в корзину. Можно было учуять запах пота, текущего по телу каждого игрока, услышать скрип резиновых подошв, скользящих по сверкающему полу битком набитого спортзала, ослепнуть от яркого света, который отражали сверкающие помпоны чирлидерш, вращающиеся в воздухе.
Мне пришлось расстегнуть куртку, когда мы влезли на самый верх трибун, втиснувшись в середину ряда.
– Здесь высоко, – заметила я, приглаживая волосы и надеясь, что они не начнут снова виться от липкой жары.
– Зато воздух отличный, – подмигнул Майкл, придвинувшись ближе. Мои щеки вспыхнули, и я едва удержалась от глупой улыбки. «Это не свидание».
Шла вторая четверть матча, «Клерки» вели со счетом 20:15. Я пила опьяняющий наэлектризованный воздух. Это было похоже на эпизод из какого-то фильма, где мне досталась главная роль.
– Тебе не жарко? – спросил Майкл, дергая меня за рукав. – Снимай куртку, нам еще долго сидеть.
Я начала стягивать мамину кожаную куртку в этой тесноте, а Майкл помогал. Его пальцы скользнули по моей шее сзади, и кожу кольнула искра. Наши взгляды встретились, и напряжение брызнуло, словно вода из-под горячего масла на сковороде. Он судорожно сглотнул и снова уставился на поле. Просто статика. «Это не свидание».
– Итак… значит… мы впереди всего на три очка. Это будет трудная игра, – сказал Майкл, вытирая потные ладони о джинсы. – Ты знаешь что-нибудь про баскетбол?
Я нервно рассмеялась.
– Да, но футбол мне нравится больше.
Он ухмыльнулся.
– Это круто. Может быть, на будущий год ты придешь посмотреть, как я играю. Тренер сказал, что начнет выпускать меня на поле.
Я пожала плечами, притворяясь, будто мне все равно.
– Ладно.
Он засмеялся, и мы снова принялись смотреть матч. «Это не свидание». Он просто проявляет дружелюбие. Но я гадала, что подумала бы об этом Мандей. Я представила, как мы с ней сидим в нашей палатке, тщательно анализируя каждое слово и движение этой сцены. Если Мандей не вернется, с кем я буду обсуждать парней?
Прозвучал сигнал, и из динамиков раздался голос комментатора:
– Отлично! Давайте все похлопаем группе поддержки Кардозо!
Волна серебристо-фиолетовых костюмов, расшитых блестками, хлынула на середину поля. Девушки помахали зрителям и образовали ступенчатую пирамиду, сосредоточенно замерев и глядя в пол. Заиграла музыка, и чирлидерши вскинули головы, широко улыбаясь ярко накрашенными губами, потом поочередно спрыгнули на пол и выстроились рядами. В дальнем ряду я заметила Меган из танцевальной школы; сверкая глазами, она высоко вскидывала ноги. Может быть, именно этого не хватало моему танцу: задора, веселья… Когда-то это все было и у меня.
А потом я увидела
И именно в этот момент я заметила ее свитер. Мой свитер. Бело-фуксиевый, тот, который я отдала Мандей в прошлом году. Он выделялся на одном из нижних рядов, словно огромная мишень. У меня едва не остановилось сердце. Но сейчас этот свитер был не на Мандей – он плотно облегал высокую грудь ее сестры.