Никто не заплачет

– Вот когда пойдут строем с лазерными автоматами одинаковые биопридурки, тогда он сам и остановится, научный прогресс, – проворчала Таня.

Она была взвинчена, щеки ее пылали. Верочке показалось, что за те две недели, пока она не видела свою школьную подругу, Таня похудела еще больше.

В школе их называли «толстый и тонкий». Они дружили с первого класса и были диаметрально противоположны во всем. Таня, очень худенькая яркая брюнетка с огромными черными глазами на тонком, точеном лице, считалась самой красивой девочкой в классе. Она всегда была лидером, у нее был жесткий мужской характер, она вечно попадала во всякие конфликтные истории, пыталась дураку доказать, что он дурак, хотя знала, что это бесполезно и опасно. Если она бралась за какое-то дело, то всегда доводила его до конца, чего бы это ни стоило.

С четырнадцати лет главным делом в ее жизни стала биология.

– Если я когда-нибудь и выйду замуж, – говорила она, – то только за такого же фанатика науки, как я. Любой нормальный мужик сбежит от меня на следующий день. Но скорее всего я останусь старой девой.

Таня вышла замуж в девятнадцать. Никита Логинов, физик-ядерщик, был старше ее на десять лет и до смешного походил на классического растяпу-ученого из старых кинокомедий: встрепанная шевелюра, застывший, устремленный внутрь себя взгляд, мятый пиджак. Он вечно терял очки, часы, перчатки, зонтики, записные книжки. В их доме был стабильный беспорядок, питались они бутербродами, чаем и кофе, но вот уже одиннадцать лет жили душа в душу и были счастливы.

На самом деле две творческие личности под одной крышей это не так страшно. Крыша, конечно, может протечь или вообще рухнуть, чинить ее некому, но они этого даже не заметят. Главное, чтобы никто не приносил себя в жертву чужой гениальности…

Таня работала в НИИмикробиологии, несмотря на свои тридцать лет успела стать достаточно известным ученым. Ее статьи публиковались в специальных журналах, ее имя уже знали микробиологи Европы и США, ей пророчили большое будущее в науке. У них с Никитой была дочь Соня десяти лет. Научная работа отнимала все Танино время, и ее постоянно мучила совесть, что ребенок растет как трава в поле, без присмотра.

Периодически на Таню накатывали волны тяжелых творческих депрессий и накрывали ее с головой. Она казалась самой себе тупой и бездарной, свои теоретические разработки считала блефом и околонаучным трюкачеством. Все валилось у нее из рук, она нервничала из-за любой ерунды. Странность заключалась в том, что причинами депрессий бывали вовсе не неудачи. Наоборот, если что-то в ее работе не ладилось, она азартно преодолевала препятствия, выходила из тупиков, легко переносила бессонные ночи, могла сутками не вылезать из лаборатории. Однако как только эта научная гонка с препятствиями завершалась победой, Таня сникала, мрачнела. Никто не понимал этого, ее поздравляли с очередной удачей, о результатах ее исследований писались восторженные отзывы в научных журналах. Но никакого удовлетворения она не испытывала. У нее начиналась очередная депрессия, и выйти из этого состояния ей помогала только работа.

Дело было в том, что Таня обычно выматывалась к финишу до последнего предела и на радость не оставалось сил. К тому же она была напрочь лишена тщеславия, на восторженные отзывы реагировала вяло и равнодушно. Сейчас, заканчивая диссертацию, она была на грани нервного срыва.

– Танюш, ты просто устала. У тебя когда защита? – спросила Верочка.

– Через месяц. А послезавтра мне в Хельсинки лететь, на научную конференцию. С докладом, – мрачно сообщила Таня. – Ребенка жалко. Научная мама, научный папа… Как говорит Соня, оба психи сумасшедшие. Я – в Хельсинки, Никита – в Армавир, установку испытывать. Одновременно. Представляешь? А свекровь в больницу ложится на обследование.

Вера поняла, что депрессия ее близкой подруги связана не только с творческими проблемами и тупиками научного прогресса. Дело было в том, что ребенка придется везти на дачу к Никитиной сестре, с которой и у Тани, и у Сони очень сложные отношения. Клубок этих сложностей потом предстоит распутывать целый год. Тане придется выслушивать жалобы на то, что девочка дурно воспитана, слишком много ест, слишком поздно ложится спать, не выказывает должного почтения, и вообще никто не ценит те великие жертвы, которые одинокая, насквозь больная Лидия Николаевна Логинова постоянно приносит беспутному семейству своего брата.

– Пусть Сонюшка у меня поживет, – предложила Вера.

– Она тебе работать не даст, с ней же надо постоянно общаться, умные разговоры вести обо всем на свете.

– У меня работа механическая. Я ведь не художественную литературу перевожу. И мама будет рада.

– Ну, меня-то не надо уговаривать. Соне, конечно, с тобой лучше, чем со всякими родственниками на даче. И мне спокойней… Просто стыдно свое чадо постоянно подбрасывать. Не мать, а кукушка. Если бы я могла ее в Хельсинки взять…

– Тань, прекрати, привози Соню и не рефлексируй. Мне это в радость, я же сказала.