Никто нигде. Удивительная автобиография аутичной девочки

Со временем я выучила немало длинных слов; а поскольку атмосфера в классе была очень свободная, «правильных» или «неправильных» ответов здесь тоже не было, то в конечном счете все оказалось не так уж страшно.

На уроках мы обсуждали то, во что верят и что думают разные люди – например, Иисус Христос. Мне было интересно послушать, во что верят другие. Чувствовалось в этом что-то от увлекательных сплетен о ближних. Когда кто-то критиковал взгляды знаменитостей, которых в классе не было, и они не могли за себя постоять – включался Уилли со своим стремлением к защите слабых и принимался спорить. Единственная проблема была в том, что, когда меня спрашивали, во что же верю я сама, Уилли совершенно терялся. Он научился отстаивать любую точку зрения, но сам не разделял ни одну. Для меня все это была просто игра в слова – впрочем, интересная и веселая. Кроме того, учитель мне симпатизировал – а я в нем обрела мистера Рейнольдса и очень этому радовалась.

Социология – это оказалось о том, как семья, образование, социальное положение влияют на человека и делают его тем, кто он есть. Что ж, Мэри – не социолог, но мыслит похоже. Так что я внимательно вслушивалась в то, что нам рассказывали, старалась все выучить и понять.

Последний год психотерапии многому меня научил в этом плане: теперь я умела анализировать и создавать системы, призванные помочь мне понять моего психотерапевта, чтобы выяснить, как стать такой же. Итак, социальное положение, образование, семья – отлично!

Первым, наиболее безличным путем подхода к ощущению «мы и они» стало для меня понятие социального положения, класса. Отчасти и Мэри научила меня смотреть на мир подобным образом: это было понятное, хоть и субъективное истолкование моего ощущения, что в «их мире» я чужая. Тайна того, что на самом деле означал «их мир» и «мой мир», чересчур меня пугала, чтобы признаться в этом даже самой себе. И я ухватилась за возможность изучить свою проблему опосредованно, изучая нечто схожее с ней, но от меня далекое.

Я во всем сверялась с Мэри. Она – из другого класса. Очевидно, именно этим объясняется то, что она в «их мире» чувствует себя своей, а я нет. Мэри не опровергает этот мой вывод – значит, так оно и есть.

Но прежде всего я жила ради психологии. Учительница психологии была сурова и придирчива – и все же я чувствовала, она испытывает некоторое уважение к моим усилиям и упорству.

Психология оказалась во многом посвящена тому, как работает то или другое. Изучение сознания оказалось сродни изучению любого другого предмета, работающего согласно определенной системе. Системы более или менее предсказуемы, они – из тех вещей, у которых есть гарантии. Такое знание я уважала.

В учебнике было много рисунков и схем, так что читать нетрудно. Были и списки длинных новых психологических слов, которые можно выучить наизусть – и все это, в конечном счете, обещало, что я смогу разобрать себя на части и собрать заново.

Оказалось, что мое собственное сознание – тоже система. Если я смогу ее понять, это будет моей защитой. Я смогу объяснить, почему я такая, как есть. Скоро я смогу выяснить, в самом ли деле я дура или сумасшедшая – и научусь все про себя объяснять не хуже воплощения разума и душевного здоровья: моего психиатра.

И все же я оставалась совсем непохожей на Мэри. Я ругалась, грубила учителям, не следила за тем, что говорю. Манеры у меня были не то что «плохие» – никаких не было. Я все понимала буквально. И еще сдавала работы на использованной бумаге.

Учительница психологии раздавала нам работы с оценками. Оценивала она всегда по содержанию, а не по оформлению. Но, перейдя к моей, объявила во всеуслышание, что вынуждена была поставить мне самую высокую оценку в классе, несмотря даже на то, что такой отвратительной бумаги никогда еще не видывала. Прежде чем писать следующую работу, я купила белую замазку для пишущей машинки и старательно выбелила весь лист. Денег у меня было немного, что верно, то верно – и все же мне не пришло в голову, что этот отбеливатель стоит дороже самой бумаги.

Учитель биологии обнаружил, что я не умею складывать и вычитать. Сбил меня с толку учитель математики в предыдущей школе, который требовал все вычисления делать на бумаге. У меня была своя система счета – и до того она отлично работала. Систему, которой от нас требовал учитель, я усвоить так и не смогла – и свою сочла тоже неправильной, поскольку, хоть она и работает, ее нельзя показать. «Общая» система мне так и не давалась, но я безуспешно пыталась использовать ее снова и снова, никогда уже не возвращаясь к собственной логике.

Учитель биологии предложил мне пользоваться калькулятором. Я не знала как. Он показал мне, как работает калькулятор. Но, когда он попросил вычислить процент от какого-то числа, я начала искать на калькуляторе кнопку «от» – не нашла и пришла в ярость. Так учитель понял, что у меня большие проблемы.