За окном стояло жаркое марево, утро превратилось в день, когда я впервые зацепилась взглядом за телевизор на стене. Начались новости шоу-бизнеса, и моему натренированному глазу хватило двадцатой доли секунды, чтобы распознать в репортаже Джонни. Слышно ничего не было, пришлось читать по губам ведущей и потому — впасть в оцепенение посреди зала. Оказывается, официанты в таком агрегатном состоянии мало кого устраивают… Пришлось в качестве извинений ускоряться вдвое, благо даже мельком увиденная улыбка Джонни придавала сил куда лучше местного эспрессо, хотя репортаж так и остался тайной.
Похоже, растворимый кофе имел свойство быть злопамятным, ибо не прошло и часа, как в меня влетел, мягко говоря, упитанный подросток: на его физиономии отпечатались остатки кетчупа с подноса в моих руках, а на мне — стакан его карамельного латте. Я взвизгнула — от неожиданности, обжигающего напитка и страха: под форменной рубашкой у меня была любимая футболка. Я бросилась в уборную с той скоростью, с которой обыкновенно летишь на кухню, когда не выключил плиту, как говорила мама, но… было слишком поздно. На белоснежной футболке с любимым фото Джонни и диагнозом «Я — деппоман, и это не лечится» осталось потрясающей красоты, невероятно глубокой в своём символизме, столь абстрактно обновлённой формы отвратительно плохо выводимое пятно. Это была единственная деппоманская вещь, пережившая кражу чемоданов. За те десять-пятнадцать секунд, что я разглядывала в зеркало кофейную кляксу, в моей голове родилось столько планов изящной мести, что хватило бы на серию бестселлеров и безбедную жизнь моих внуков. От того, чтобы не провести над «пухлым танком» все эксперименты фабрики мистера Вонки, меня остановил красноречивый взгляд администратора. Я выдохнула, включила гостеприимную улыбку и направилась к стойке за «компенсацией»: дитятко при виде халявного мороженого разом запихнул в рот половину котлеты из бургера, а его мамаша, получив порцию, конечно же, диетической колы умудрилась даже удивлённо приподнять бровь. Я пожелала им хорошего дня и церемонно удалилась. Воистину, месть — блюдо, что подают холодным. Холодным, как адски солёное мороженое, как кубики льда в насквозь проперчённой газировке. Жаль, они ушли рано, и увидеть реакцию на «изменённую рецептуру» не удалось, зато было удовлетворено чувство справедливости.
Я довольно похихикивала под нос, хотя улыбаться всем без исключения не было уже ни сил, ни желания, благо поток посетителей сократился, и они уже не были похожи на вернувшихся с необитаемого острова одичалых. Даже удалось выкроить время для перерыва и дать отдых ногам. Когда я скромно поедала свой ланч, забившись в уголок, ко мне подсел администратор — мистер Джей Холт. Это был тот самый хрестоматийный случай: не место красит человека, а человек место. Правда, высокий, под метр девяносто, рыжеволосый симпатичный парень с «ёжиком», голубыми яркими глазами и широкой добродушной улыбкой никак не вязался с должностью директора в никогда не дремлющем Макдональдсе. Хотя к концу рабочей недели я всё чаще ловила себя на мысли, что вряд ли смогла бы представить этот ресторан без него: Джей выкраивал время, чтобы выйти в зал, подбодрить работников в «час-пик» или даже помочь. Ко мне он обратился с хитрой улыбкой:
— Ты всё же это сделала…
Я невинно округлила глаза и пролепетала:
— О чём это ты?..
Он послал мне долгий красноречивый взгляд, а я принялась с усердием пережёвывать котлету. На секунду промелькнул страх штрафной санкции: Холт и так был не в восторге, узнав, что его новый официант-энтузиаст нелегал. Пришлось рассказать ему очередную трогательную историю о бедной русской девушке, которая не хочет мириться с поражением — с подставой университета — и просто вернуться домой, а хочет доказать себе и семье, что вправе и в силах самой добиться всего в жизни. Да, и слезу не забыла пустить. Я ведь не лгала, просто, возможно, что-то преувеличивала, и как итог получилась возможность работать за девушку, которая ещё не оформила увольнение.
Теперь же, прячась за милой улыбкой, я тщетно пыталась найти тему, чтобы увести разговор подальше от темы несанкционированной мести посетителям. Джей усмехнулся, сказал, что его это повеселило, но, чтобы больше о подобном я и думать не смела. А я в ответ только активно кивала. Мы тихо беседовали ни о чем минут десять, затем с его стороны последовал ненавязчивый комплимент, мол, сильные девушки достойны уважения, с моей — искусственный смешок, неумело скрывший кашель. Беседа продолжилась, и в конце, одарив меня широкой улыбкой, Джей предложил прогуляться где-нибудь после работы: «Может, я покажу тебе город?». Я согласилась, причём, с огромной радостью — радостью преждевременной…
Дорабатывать остаток дня стало куда приятнее, памятуя о прогулке и воображая, каким же прекрасным будет вечер.