Никтопия. Трое из рода «хэ»

И затем последовали пять не самых приятных суток в его жизни. Ему не давали есть, его не водили в туалет, его вообще никуда не выпускали, а все четыре, слегка подсвеченные, стены камеры и потолок постепенно сближались. И всё это время равнодушный голос задавал ему вопросы или рассказывал о том что его ждет в будущем. Иногда с потолка в режиме душа подавалась вода, чтобы бывший координационный аналитик мог подставлять ей раскрытый рот, пытаясь унять жажду. Его спрашивали о том что происходило в двеллдоуме во время тех лакун что обнаружены в записях. Что именно делали Джон Тимирязьев и Василий Гладков, когда узнали о его решении остановить шахту. Спрашивали на какие почтовые сервера он отправил сообщения. О паролях к аккаунтам. О его чувствах к жене. О его лояльности к корпорации. О том понимает ли он всю тяжесть и подлость своего предательства доверившихся ему людей, осознает ли какой финансовый ущерб он причинил организации и каким образом он собирается его возмещать. Ему рассказывали о судебном преследовании, о изъятии его дома, аресте всего его имущества и блокировании всех его счетов. Ему описывали процедуру глубинного ментального сканирования, которая его ждет в ближайшие часы, если он не будет отвечать на вопросы. И неприятные побочные последствия этой процедуры. А стены и потолок продолжали съезжаться… Сначала Стэн что-то отвечал, упирал на то что действовал согласно "Контактному кодексу", вступал в диалог с равнодушным голосом, объяснял причины своих поступков и то что он прекрасно понимает что причинил некоторый убыток корпорации. Но на главные вопросы ему нечего было сказать. Про лакуны он молчал, про почтовые сервера и аккаунты тоже, про дядю Васю и Джона говорил только то что они воспротивились его действиям и ему пришлось нейтрализовать их. Но всё оставалось по-прежнему. Голос продолжал задавать вопросы и детально описывать неприятности, которые ждут бывшего координационного аналитика, а Стэн слабел от голода, бессонницы и эмоционального напряжения и всё чаще сдвигающиеся стены и потолок вызывали в нем приступы почти неконтролируемой паники. Особенно когда подсветка выключалась и он оставался в абсолютной тьме. В такие минуты он практически задыхался от ужаса и как безумный вертелся на своем пятачке ожидая что вот-вот со всех сторон, в этой полной темноте, его начнет сдавливать неумолимо уменьшавшаяся жуткая комната. Он кричал, умолял невидимых наблюдателей прекратить и вроде был готов рассказать всё о чём его спрашивали, но каждый раз в последний момент останавливал себя. Где-то глубоко в душе у него сохранялся маленький островок упрямства. Этот островок постоянно захлестывали волны отчаянья, горечи и сожаления о того что он так жестоко ошибся в этих людях. Конечно он ждал что корпорация каким-то образом накажет его и скорей всего уволит с "волчьим билетом", но он никак не ожидал что его будут медленно давить как какое-то отвратительное насекомое. Прав оказался Большой Хэ, громадная бизнес-машина просто разотрет в пыль выскочивший и застрявший винтик. Безжалостно и равнодушно. И мысли о смерти таким ужасным образом буквально раздирали его сердце. И все же островок упрямства продолжал стоять одинокой скалой среди всех этих волн и Стэн находил на нем последний источник силы чтобы не уступить сжимавшейся темноте.

Всё что он пережил тогда осталось за какой-то гранью его памяти, которую он старался больше никогда не переступать. Его превратили почти в животное, которое прижавшись к полу, среди собственной мочи и фекалий, с испугом следит за наступающими стенами и иногда жадно глотает льющиеся с потолка струи. А отовсюду звучит все тот же механический голос с уже практически непонятными вопросами. Иногда он забывался, засыпал в какой-то мятущейся, болезненной полудреме и ему снилась Никтопия, холодный режущий ветер, пустынные каменистые равнины, залитые зыбким светом звезд и еще маленькая круглая комнатка, где тихонько шипит каменное топливо в жаркой печи, слабо пахнет земляникой и смешной маленький зеленый шарообразный инопланетянин рассуждает о цивилизованности и покере.

Очнулся он в какой-то конференц-комнате за длинным овальным столом. Вокруг была темная мебель делового стиля, потолок рассеивал мягкий приглушенный свет и слегка пахло дорогим приятным парфюмом. За большим столом кроме него сидел все тот же стриженный под ежик дородный круглолицый мужчина. Однако на этот раз его лицо не казалось добродушным и маленькие глубокопосаженные глаза взирали на Стэна холодно и отчужденно.