Нил Сорский

Явственные приметы Конца, ощущаемые жителями Москвы и Русского государства, делали более выразительным каждый образ, а слова древнего святого болью отзывались в душе. «Таких великих и страшных чудес не было от начала твари и не будет во все роды», — читал дома внимательный отрок, ближе подвигаясь к лучине. «Нередко ныне бывает, если сильнее обыкновенного блеснет молния, то всякого человека приводит она в ужас, и все преклоняемся к земле. Как же тогда перенесем, как скоро услышим глас трубы с неба, превосходящий всякий гром, взывающий и пробуждающий от века уснувших праведных и неправедных?» И простая молитва «Господи, помилуй!», многократно повторяемая на клиросе в церкви, обретала свой глубочайший смысл.

Детство и отрочество тех, кто завершил свой жизненный путь к концу XV столетия или в начале следующего, прошли в ожидании Конца света. Жизнь в такие времена требует необычайной строгости и внимательности к себе, к своим поступкам и помыслам. Может быть, именно поэтому XV век дал Руси наибольшее число ее святых[101]. Человеку свойственно искать точку опоры, он стремится создать свой мир, в котором может чувствовать себя в безопасности. Люди Средневековья были беззащитны перед стихиями природы, болезнями, моровыми поветриями. Нашествия иноплеменников и соплеменников в одночасье уничтожали то, что создавалось веками. Княжеская власть так же не представляла собой прочного основания для того, чтобы построить безопасный мир. Поэтому представители человечества чаще, чем сейчас, задавались вопросами о смысле бытия. Понятно, что не все оставляли мир и уходили в монастыри, находя за их мощными стенами искомую точку опоры. Но те, кто обладал тонкой душой и внутренним зрением, ясно видели черную пропасть, разверзающуюся под ногами. А трагедии, которые стали повседневностью, только добавляли резкости этому видению.

Постоянная, нависающая дамокловым мечом угроза вражеских набегов, разрушений и смерти формировала в человеке особое устроение души: она делала его мужественным и собранным. Тот, кто постоянно смотрит в глаза опасности, уже не дрогнет один на лесной дороге или в лесной хижине под вой волков.

О Флорентийской унии

Господь разоряет советы языков, отметает же мысли людей.

(Пс. 32, 10)

Православная вера была единственной точкой опоры русского человека, его прибежищем и надеждой. Без веры жизнь просто теряла всякий смысл и превращалась в страшную фантасмагорию. Когда верховная власть ослабевала, именно Церковь становилась гарантом стабильности. Время Дмитрия Донского не так давно миновало, и в народной памяти еще был жив образ митрополита Алексия, который стал регентом при малолетнем князе. Благодаря его поддержке Дмитрию удалось удержать власть, а потом и собрать силы для борьбы с Мамаем. В 1431 году в Москве были обретены мощи митрополита Алексия, и к раке святителя с мольбой о заступничестве потекли вереницы отчаявшихся людей.

2 июля того же года преставился митрополит Фотий. К усобице княжеской добавились нестроения на митрополичьей кафедре. В 1432 году в Москве был наречен митрополитом Киевским и всея Руси рязанский и муромский епископ Иона, однако константинопольский патриарх Иосиф II поставил на Русь своего кандидата — смоленского епископа Герасима. Осенью 1433 года митрополит Герасим вернулся в Смоленск, который в то время принадлежал Великому княжеству Литовскому. В Москву митрополит не поехал из-за того, что «князи русския воюются и секутся о княжении великом на Русской земли»[102]. В дальнейшей судьбе митрополита Герасима много неясного: в конце марта 1435 года он по каким-то причинам был схвачен и обвинен в организации заговора против великого князя Литовского Свидригайло, а 26 июля того же года сожжен в Смоленске. Русская кафедра вновь осталась без митрополита.

После трагической гибели Герасима великий князь Василий II отправил в Константинополь епископа Иону. Но добиться поставления русского кандидата не удалось. Еще до приезда посольства патриарх возвел на Киевскую митрополию грека Исидора. Новый митрополит приехал в Москву 2 апреля 1437 года. Он был весьма образован, знал несколько европейских языков, слыл знатоком античной литературы, особенно любил читать поэмы Гомера и речи Цицерона. Приехав в Москву, Исидор передал великому князю послания византийского императора Иоанна VIII Палеолога и патриарха Иосифа, в которых содержалась просьба отпустить его на Церковный Собор «утвержения ради православныя веры»[103].