Читаем Нильские тени полностью

— Святой Антоний, — повторил Лиффи в трансе. — Тот самый святой Антоний, который удалился в египетскую пустыню и стал основателем монашества. И всё это происходило в четвёртом веке после Христа. И сейчас не четвёртый век, а двадцатый. Так что, скажите на милость, делает сегодня Уотли, связывая гитлеровские армии с Арианской полемикой? Да разве нацистское безумие может быть связано с А — р — и — а — н — е[33]? Разве полторы тысячи лет ничего не значат в истории человечества? Или ответ на это — просто пожатие плечами и грустный шёпот: «Не всегда, дитя моё».


Джо был ошеломлён. Некоторое время он просидел с мечущимся разумом, уставившись на Лиффи.

— Но на что вы намекаете? — наконец спросил он. — Что всё это значит?

— Я не могу объять необъятное, — сказал Лиффи, — Итак, мой вывод: мне кажется, что Уотли вместе со святым Антонием и своей тайной армией монахов ведёт кампанию против германских племён еретиков, ведь нацисты XX-го века такие же варвары, как вандалы и остготы и вестготы века четвёртого.

— Настоятель, ага, — сказал Джо. — Лиффи, вы не могли бы вы немного поработать над ним своим воображением?

— Вы имеете в виду предположения? Не факты? Должен предупредить, что Уотли, когда захочет, может быть очень обаятельным человеком. Хотя и с узкими, в отличие от нас, интересами. Но очаровывающий…

— Попробуйте, прошу.

— Ну, если попытаться понять, что на самом деле задумал Уотли там, в пустыне, можно спросить себя: а не убеждён ли Уотли, что немцы отрицают божественную сущность нашей природы? И, таким образом, не воспринимает ли Уотли нацистов как ряженых в новые мундиры древних варваров, носителей еретической арианской доктрины? И не предполагает ли Уотли, что он новый святой Антоний последних дней, вершащий праведную битву против злых германских ересиархов? — Лиффи закашлял, пытаясь перевести дух. — И если да, то почему? Потому что Уотли религиозный фанатик? Фанатик морали? …Эти христианские метафоры — всего лишь метафоры. Христианство есть лишь форма морального подъёма духа, которая оказалась наиболее пригодной для Запада в последние две тысячи лет. Корни конфликта идут гораздо глубже, чем время рождения любой конкретной религии или философии, ибо то что германская, архаичная часть человеческой природы, действительно не может вынести, — это изменения. Любые изменения. Она предпочитает то, что было, в нашем случае — животное состояние. «Очень глубок колодец прошлого, и разве мы не можем назвать его бездонным?» — говорит Манн. И сочится из нашей внутренней тьмы соблазнительный шёпот: …Где был, там и оставайся, дитя моё. Навсегда. Смотри назад и вниз… — Лиффи задыхался. — И вот, в наше-то просвещённое время, — бессмысленная беготня по пустыне и убийства под аккомпанемент Баха. — Лиффи подавился. — Простите, Джо, я просто не могу больше об этом говорить. Ненавижу думать о нацистах и их черноте, и их кожанках, и их мёртвых головах. Они складывают гигантскую пирамиду черепов. О, как это чудовищно!

Джо встал и снова сел.

— Уотли, — пробормотал он[34].

Лиффи кивнул.

— И, что? Что? И всегда кажется, что где-то там есть Уотли. Болезненно терзающий свою плоть, потому что он хочет, чтобы у него её не было, потому что тогда стала бы возможна чистота. Но фактор Уотли существует, и нет смысла отрицать это просто потому, что нам это не нравится. Какая-то часть нас всегда жаждет чистоты, ясности, абсолюта. Жаждет его, увы, хотя живая материя и ясность противоположны, как говорил Эйнштейн.

— И он был прав, как всегда, — сказал Джо. — Но мы, люди, кажемся гораздо более запутавшимися, чем любое другое живое существо, и почему?

— Потому что мы думаем. А нет ничего более губительного для ясности пути к цели.

— Это звучит убедительно, — сказал Джо. — Ваше или опять цитируете?

— Моё. Можно кодифицировать Второй закон Лиффи: «Если хочешь быть уверен, что знаешь, что делаешь, никогда не думай». …Но весь наш разговор наводит меня на подозрения, что если правда когда-нибудь всплывёт, у вас, Джо, будет много забот.

— Вы о какой правде?

Лиффи улыбнулся.

— Правда о Стерне, конечно. Разве важна правда о ком-то другом? Ведь так? Я часто задавался этим вопросом. Это был один из тех вопросов, на которые не было ответа, которые ещё до войны, одинокими ночами в пустых залах ожидания железных дорог мучили древнего ребёнка во мне, мою душу. — Лиффи мягко улыбнулся. — Вечный жид должен интересоваться такими вещами, в этом его предназначение. Тайна других лиц и других языков — чудо во всех его проявлениях… Смотреть и слушать.

* * *

Вскоре они покинули двор, Лиффи отправился записаться на приём к зубнику, а Джо до встречи с Блетчли прилёг отдохнуть.

Тем временем на крыше неподалеку, вглядываясь через бинокль в узкий дворик отеля «Вавилон», лежал на пузе наблюдатель. Глухой как пень, он умел легко читать по губам. Тем не менее, в то утро он обнаружил, что испытывает трудности с человеком по имени Лиффи, из-за того что губы этого человека постоянно двигались, говорил он или молчал. Покусывая и жуя, рот Лиффи никогда не отдыхал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иерусалимский квартет

Синайский гобелен
Синайский гобелен

Впервые на русском — вступительный роман «Иерусалимского квартета» Эдварда Уитмора, безупречно ясного стилиста, которого тем не менее сравнивали с «постмодернистом номер один» Томасом Пинчоном и южноамериканскими магическими реалистами. Другое отличие — что, проработав 15 лет агентом ЦРУ на Дальнем и Ближнем Востоке, Уитмор знал, о чем пишет, и его «тайная история мира» обладает особой, если не фактической, то психологической, достоверностью. В числе действующих лиц «Синайского гобелена» — двухметрового роста глухой британский аристократ, написавший трактат о левантийском сексе и разваливший Британскую империю; хранитель антикварной лавки Хадж Гарун — араб, которому почти три тысячи лет; ирландский рыбак, которому предсказано стать царем Иерусалимским; отшельник, подделавший Синайский кодекс, и еще с десяток не менее фантастических личностей…Основной сюжетный стержень, вокруг которого вращается роман — это история монаха из Албании, обнаружившего подлинник Библии, в котором опровергаются все религиозные ценности. Монах решает написать поддельную Библию, чтобы никто не смог усомниться в истинности христианства. Он работает много лет, чуть не погибает во время своего великого подвига и сходит в конце-концов с ума. А потом прячет настоящую Библию на задворках армянского квартала в Иерусалиме. Именно этот подлинник и ищут почти все герои романа. Но найти его как бы невозможно, ведь он — миф, символ, сама тайна жизни. Закончатся ли эти поиски успешно, можно узнать только в финале.

Эдвард Уитмор

Фантастика / Приключения / Исторические приключения / Фэнтези
Иерусалимский покер
Иерусалимский покер

31 декабря 1921 года три человека садятся в Иерусалиме играть в покер: голубоглазый негр, контролирующий ближневосточный рынок молотых мумий; молодой ирландец, наживший состояние, торгуя христианскими амулетами фаллической формы; и бывший полковник австро-венгерской разведки, маниакальный пожиратель чеснока.Их игра, которая продлится двенадцать лет в лавке торговца древностями Хадж Гаруна, приманит сотни могущественных магнатов и лихих авантюристов со всего мира, ведь ставкой в ней — контроль над вечным городом, тайная власть над всем Иерусалимом.Впервые на русском — второй роман «Иерусалимского квартета» Эдварда Уитмора, бывшего агента ЦРУ и безупречно ясного стилиста, которого тем не менее сравнивали с «постмодернистом номер один» Томасом Пинчоном и латиноамериканскими магическими реалистами.

Эдвард Уитмор

Исторические приключения

Похожие книги