— Такое ви́дение! — говорил Ахмад Джо. — А в каких героических битвах им пришлось сражаться, чтобы вывести людей на улицу! В те времена драгоман мог найти работу только в зимний туристический сезон. Оставшуюся часть года ему приходилось выживать. Зимой-то богатые европейцы готовы были заплатить почти любую цену за услуги драгомана. А потом?
— Что потом? — спросил Джо.
— Приходит весна, — прогремел Ахмад. — Самый поганый сезон. Как и лето, и осень.
Тогда туристы избегают жаркий Каир. И если зимой драгоманы, едва ступив на веранду туристического отеля, бывали обласканы состоятельными европейцами, наслышанными о развратном Леванте, то теперь эти рабы похотей иностранных эксплуататоров были безжалостно презираемы. В отелях им сначала показывали пальцы, сложенные в грубом итальянском жесте, а потом выталкивали с веранды. Издевательство! Драгоманы становились ненужными.
Надо было видеть, что мой отец и Менелик сделали тогда здесь, в Каире. Они всё изменили. И, как Троцкий и Ленин, перевернули мир с ног на голову. Они бесстрашно прошли по всем кафе, убеждая своих собратьев-драгоманов, что пришло время встать, и громко выступить против невыносимых вынужденных отпусков. Их послушали. О, это было время душевного подъёма, время, когда в воздухе ощущалось электричество.
— Представляю, — сказал Джо. — Молнии интеллекта мечутся по Каиру, арабская весна.
Ахмад повернулся к нему, глаза его горели, а голос дрожал от волнения.
— Идём на таран! — прогремел он. — До той поры драгоманы были просто баранами без вожака. Всё изменилось после того, как мой отец и Менелик затеяли Движение. А как возникла идея этого великого революционного крестового похода, спросите вы? этого народного джихада.
— Бьюсь об заклад, началось с чего-то незначительного, — сказал Джо. — Так всегда оказывается.
Ахмад стал мрачен и задумчив.
— Да. Со страстных воззваний моего отца:
«Нужно выйти из кафе на улицы, — говорил он. — Если вы хотите, чтобы ваша сила чувствовалась, объединяйтесь. Если вы хотите быть услышанными, объединяйтесь. Есть только один способ изменить историю — объединение!»
— Лозунг сквозь века, — сказал Джо. — Но долго ли Менелик занимался политикой? Я слышал, что он работал драгоманом только одну зиму или около того. Чтобы сводить концы с концами пока изучал иероглифы. Я ошибаюсь?
Лицо Ахмада потемнело.
— Менелик ушёл в подполье, вот и всё. Вниз, в могилы. Но и там он продолжал борьбу.
— А, понятно.
— И сердцем он всегда был с моим отцом и Движением, — сказал Ахмад, и начал предлагать множество излишне сложных оправданий, чтобы объяснить быстрый уход Менелика из Движения.
Джо понял, что не ошибся: на самом деле, хотя идея «Благотворительного общества драгоманов» изначально принадлежала Менелику, он потерял интерес к Движению из-за своего увлечения египтологией.
Ахмад сказал, что чёрный учёный ушёл в подполье.
Но Джо видел, что Ахмаду не хотелось заглядывать в подземную жизнь.
А почему Ахмад не мог признать ценность скрытых песками Египта истин и принять уход Менелика? Да потому что сильно хотел верить, что основание каирского «Благотворительного общества драгоманов» было самым ярким событием XIX века, ведь так считал его отец.
— Демократия в действии, — гремел Ахмад, возвращался весь его прежний энтузиазм. — Мой отец и его друзья-драгоманы обсуждали в кафе создавшееся положение, предлагали планы действий. И звучали великолепные речи и яркие манифесты. Тогда было время перемен, и велись разговоры даже о создании нового государства или нового мирового порядка, посвящённого чистым идеалам драгомании.
И так мы создали верандаизм, — громыхнул Ахмад. — И радикальный ноктюрнализм и революционный реструктурализм гостиничного лобби, и гуманистическое крыло ревизионистов, призывающих к отказу от мебели и сидению на корточках… О, всё это было. И все фракции согласовали и приняли общую программу действий. И наконец затем, взревев разъярённым криком и растянув боевые транспаранты, угнетённые драгоманы Каира поднялись — все, как один рассердившийся человек — и вышли из кафе на улицы; они больше не хотели терпеть. И так родилось Международное братство драгоманов и сутенёров. Или просто: Братство, как называли их сочувствующие. Или «белочки»[42]
, как называли их злобные недоброжелатели. А моего отца называли — «друг бельчат», представляете?— Никогда не было никакого уважения к меньшинствам, — сказал Джо.
Массивный нос Ахмада вспыхнул. Ахмад втянул им воздух, сжимая свои мощные кулаки.
— Я должен сказать вам, что для отца всё обернулось плохо. В последние годы жизни он отошёл от Движения и под конец вообще отказывался видеться с кем-либо, даже с Коэном и сёстрами. А это весьма озадачивает. Когда-то частой темой каирских сплетен были их полуночные плавания по Нилу. Те похабные нежные ночи, когда все четверо наряжались в карнавальные костюмы и буйно проводили время, попивая шампанское из алебастровых чаш чистого лунного цвета.
— Петь свои песни звёздам и ласкать ночь чувственным смехом?