— Стерн работал с монахами… Но почему возникли какие-то подозрения? Что их спровоцировало?
Джо пожал плечами.
— Неважно. Блетчли не собирается объяснять мне, почему повёл бизнес против Стерна, и Стерн мне этого тоже, наверняка, не скажет. Так что я должен выяснить это сам.
— Но что нужно Блетчли? — спросил Коэн. — Может, это как-то связано с работой Стерна для Еврейского агентства?
Джо отрицательно покачал головой.
— Не Палестина и не Еврейское агентство. Основная забота Британии — война, значит это как-то связано с немцами.
Давай рассмотрим польскую историю Стерна.
Коэн выглядел озадаченным.
— Ты имеешь в виду, как раз перед началом войны?
— Да. Полагаю, ты знаешь, что он сбежал из тюрьмы в Дамаске, чтобы попасть в Польшу, но знаешь ли ты, что побег едва не стоил ему жизни?
— Нет. Я понятия не имел, что это было настолько опасно.
— Было. Разве ты не заметил разодранный большой палец на руке?
— Да конечно, но это был несчастный случай. Он объяснил мне, как его угораздило, но я точно не помню…
— Не случай, — сказал Джо. — Он сделал это, выбираясь из тюрьмы, притом что в течение двадцати четырех часов его должны были и так освободить. Он когда-нибудь говорил с тобой о поездке в Польшу? Почему он так отчаянно торопился?
Коэн нахмурился.
— Всё, что я помню, это то, что он был очень взволнован.
— Взволнован?
— Ну, да. Как будто он сподобился принять участие в чём-то очень важном, как будто там произошёл некий бесценный прорыв. Ты же знаешь, как «хвастлив» Стерн. Он чуть проговорился только потому, что едва мог сдержать своё волнение. Я помню, как Анна сказала, что чудесно видеть его прежним. Таким жизнерадостным и беззаботным, таким восторженным. Мы всегда помнили его таким, каким он был раньше.
— Раньше?
— До того, как на него обрушились перемены последних лет, до того, как всё стало так давить на него.
«Ах да, — подумал Джо, — когда Стерн был буйным и беззаботным. Как прежде…»
И собственные воспоминания увлекли Джо сквозь прошедшие годы.
Конечно, не только Стерн изменился с тех пор, как Дэвид и Анна были моложе. Сами они выросли и научились видеть глубже, чувствовать сложность Стерна и видеть противоречия в том, что он делал.
В детстве они видели только доброту и любовь Стерна. Думать не думали о его переездах по съёмным углам с одиноким потрёпанным чемоданом, связанном куском старой верёвки; чемоданом, в котором хранилось всё, что у него было своего в этом мире. В детстве они знали совсем другого Стерна.
Как и собственный сын Джо, Бернини. Когда Джо виделся с ним в Нью-Йорке, Бернини много говорил о Стерне, особенно дорожа детскими воспоминаниями…
— Стерн? — Бернини восторженно улыбнулся. — О! Большой и всегда весёлый медведь. Помню, как мы ходили встречать его корабль в Пирее; трапы звенят, повсюду шум и путаница, люди носятся туда-сюда, и вдруг среди пассажиров появляется Стерн, смеётся и шагает по трапу с руками, полными подарков, чудесных подарков отовсюду.
Безделушки, амулеты, благовония и — для Бернини — маленький костюм шейха, и Великая пирамида из строительных блоков, с секретными проходами и потайными сокровищницами. И редкие вина и деликатесы, и тонкий золотой браслет, который произвёл особое впечатление на Мод; она была так тронута его простотой.
А потом, после того как все подарки рассмотрены, Стерн открывает первую бутылку шампанского и начинает колдовать на кухне, и мы предвкушаем предстоящий пир, традиционный в ночь его прибытия пир. И дом наполнен смехом и восхитительными ароматами специй со всех стран Средиземноморья.
Бернини счастливо улыбнулся.
— Пиры Стерна! Говорят, с похожим размахом в прежние времена русские встречали Новый Год, пока там у них не ввели столь долгие праздники, что самый смак запаха мандаринов стал успевать улетучиваться…
Да. И пир продолжается два или три дня, — только шампанское и деликатесы, — и дни летят один за другим… и вот Стерн уже машет нам рукой с палубы уходящего корабля и улыбается, как всегда… смеётся, как всегда.
Это Бернини запомнил. Он не знал, о чём поздними ночами при свечах в узком саду у моря разговаривали Стерн и Мод. Не подозревал, что Стерн снова растратил все свои деньги…
Стерн?
О да, Бернини знал Стерна. Он был большим жизнерадостным человеком, чьё появление всегда означало игрушки, пиры и, прежде всего, волшебство. Изысканную магию бесконечных сказок о чудесах, которые ребёнок может однажды встретить и даже сотворить сам… так что Джо не удивился тому, каким Коэн и его сестра помнили Стерна своего детства, когда Стерн ещё не помрачнел под тяжестью своего бремени. Ведь Стерн всегда старался скрыть тёмные уголки своего сердца, и маленькие Дэвид и Анна не подозревали, что у него на душе. Но теперь, в последние несколько лет, они начали это видеть…
Джо поднял глаза.
— Бесценно, говоришь? Стерн вёл себя так, будто добился в Польше какого-то бесценного прорыва? Но есть только одна вещь, которую Стерн считает бесценной. Жизнь. Только это.
— Да, — пробормотал погружённый в свои мысли Коэн.