Нимай Дас

Неожиданно мне пришло в голову, что мне нужно уйти. Я рубил в тот момент в лесу дрова, и внезапно мой ум сказал мне: «А почему бы тебе не уйти?». Наша беда заключалась в том, что мы оказались в дикой местности, окруженные горами. «Но почему мы не можем уйти из этого места», - подумал я. На самом-то деле, за моим намерением уйти из того места скрывалось намерение покинуть Гурудева. Он все время говорил, что сами мы не сможем выбраться из леса и что мы должны просто ждать, пока нас кто-нибудь не обнаружит. Но тогда в лесу я подумал: «Это же его мнение, а не мое. И если я отправлюсь сейчас в путь, то, возможно, мне удастся за несколько дней добраться до какого-нибудь населенного пункта». Мой порыв был так силен, что я даже не захотел обсудить это с Гурудевом, а решил тотчас же осуществить задуманное. Когда преданный решает отвергнуть своего духовного наставника или когда он сыт по горло жизнью в храме, он обычно думает: «Я просто уйду». Если вы живете в храме или монастыре и хотите отстоять свою независимость, выйдя из-под власти своих наставников, вы просто уходите. Конечно, у меня не было отчетливо осознаваемого желания прекратить практиковать сознание Кришны, но, возможно, подсознательно, сам не сознавая того, я хотел этого. Вбив себе в голову, что мой духовной учитель - обычный человек, я стал смотреть на него другими глазами. И мной овладело чувство протеста. Он считал, что мы должны оставаться в горах, а у меня была идея получше. Я решил, что выберусь из леса и отыщу какой-нибудь населенный пункт.

Приняв такое решение, я тут же без каких бы то ни было приготовлений отправился в путь. Решив двигаться в восточном направлении, я пошел в ту сторону, которую считал востоком. Я говорил себе, что просто иду на разведку на тот случай, если потом все-таки решу выбраться из леса. Я думал также о том, какую службу сослужу Гурудеву и самому себе, если доберусь до какого-нибудь населенного пункта. Я представлял, как возвращаюсь с людьми за Гурудевом и вывожу его из гор на самолете или вертолете. Однако, на самом деле, мною двигало неосознаваемое желание ослушаться духовного учителя.

Нечто подобное произошло со мной, когда я, только присоединившись к Движению, несколько месяцев прожил в храме. Правда тогда это было не настолько серьезно. Это было в Филадельфии. Храм там стоял на Южной улице, поэтому когда я вышел из его дверей, я тут же очутился в том самом мире, который не так давно покинул. Однако очень скоро я с необыкновенной ясностью осознал, что все в том мире - одно лишь «жевание пережеванного». Насколько я помню, это случилось в пятницу вечером, и поскольку довольно скоро я почувствовал отвращение к вечерней жизни, кипевшей вокруг меня, и меня охватил страх, я тем же вечером вернулся в храм. В лесу вернуться назад оказалось не так просто.

Большую часть дня я шел по звериной тропе, которая вела примерно на восток. Но потом я сошел с нее и стал продираться сквозь лесную чашу. Иногда я спускался в овраги, а иногда взбирался на холмы и даже на горы. С самого начала у меня не было четкого представления, куда я иду, и когда начало темнеть, я занервничал: я не знал, где находился, и чувствовал испуг. Через какое-то время я наткнулся на свои собственные следы, и понял, что хожу по кругу. Мне очень хотелось вернуться к хижине, но я не знал, куда идти. Я решил взобраться на какую-нибудь гору, подумав, что сверху смогу увидеть дым из трубы хижины, а, может, и признаки человеческого присутствия где-нибудь. Но я выбрал слишком высокую гору - она была намного выше самых высоких деревьев, поэтому я не смог добраться до ее вершины до наступления темноты.

Я никак не подготовился к этому путешествию, и у меня не было с собой ни снаряжения, ни теплых вещей. К вечеру сильно похолодало, хотя стояло уже лето, да вдобавок пошел еще дождь. Я забрался в густой кустарник, набрал листьев и сделал из них себе постель. Но от холода и страха я никак не мог уснуть. Я слышал, как где-то неподалеку бродят звери, а иногда совсем близко раздавался крик какой-то птицы. Я сидел, сжавшись, в кустах, и мое воображение как никогда ярко рисовало мне медведей, волков и снежного человека.

А потом почти с самой вершины холма донесся глухой вой. Это был вой волка. Тут же его вой подхватили и другие волки. Они начинали с самой высокой ноты, а затем постепенно снижали тон: «Оу, оу, оу-у-у-у». С разных сторон послышалось ответное завывание, так что казалось, что весь лес наполнился воющими волками. Их вой становился все более громким и яростным.

Вдруг мне показалось, что рядом с кустами, в которых я сидел, мелькнула какая-то тень. Мороз прошел у меня по спине, и мне отчаянно захотелось оказаться вновь в хижине с Гурудевом. Но было слишком поздно желать что-либо исправить.

Через несколько минут, которые показались мне несколькими часами, волки, все так же воя, собрались в одном месте, и я догадался, что они напали на какого-то зверя, - скорее всего, на лося.