Нимфа

Славик рассказывал о своих делах: была летучка в редакции, хвалили его материал, снова предложили поехать в командировку. Дали тему — любовный треугольник на лоне природы, в колхозе. Возможно, и получится что-ни­будь интересное...

— А как твой Жорес? — прервала Вероника брата, по­няв, что Славика не очень-то и волнует ее замужество. Брат глянул на сестру и улыбнулся. В свете фонаря блеснули его глаза и зубы.

— Кажется, он уже больше твой?

— Вопрос остается открытым,— заинтриговала Веро­ника Славика.

— Это почему же? — удивился он.— Ведь ты дала со­гласие.

— Согласие дала, но еще не поздно и передумать.

Славик не мог понять, шутит сестра или говорит серьезно.

— Неужто что-то расклеилось за последние дни? — в его голосе зазвучала тревога.

— Чего испугался? Я пошутила.

— Хорошие шуточки! Меня даже в жар бросило.

Вероника рассмеялась:

— А я и не знала, что ты так хотел выпихнуть меня замуж.

Славик сделал обиженный вид, надул губы:

— И словечко же подыскала — выпихнуть! Разве я тебе враг? Хочу как лучше...

— Вы с матерью говорите одними словами.

— Потому что одинаково думаем, добра тебе желаем.

— Спасибо за добрые пожелания.

— Единственное, о чем я хотел бы тебя спросить... А может, и не стоит спрашивать, сам не знаю... Как-то даже неудобно...

У Вероники тревожно заныло под сердцем.

— Спрашивай. Думаю, найду силы ответить.

— Вообще-то чепуха... Но мне интересно, насколько Жорес искренен и правдив... Он сказал тебе, что был женат?

Вероника почувствовала, как в голову ударила кровь, все закружилось перед глазами. Но не подала виду. Поду­мала только с обидой: «Для тебя, братец, это чепуха, о которой можно тут же забыть. Для Жореса тоже. Для вас, видно, это просто: жениться, развестись, опять поискать «идеал»? Так можно всю жизнь... Идеалы тоже меняются, как и все на свете...»

— Что ты молчишь? — насторожился Славик.— Ска­зал или не сказал?

— Сказал,— соврала Вероника и отвернулась, чтобы брат не увидел ее пылающего лица.

— Тогда порядок... Я уверен: честный мужчина не должен промолчать в такой ситуации. Шила в мешке не утаишь. Только не думай, что к тебе непременно явится его прежняя жена, чтоб устроить скандал.

— А что, если и в самом деле? — ужаснулась Ворони­ка.— Как тогда вести себя?

— В зависимости от ее настроения. Если бросится с кулаками — защищайся,— с серьезным видом ответил Славик.

— Ну, теперь я совсем спокойна!

— Плюнь на все это. Главное, насколько мне известно, общих детей у них нет. Правда, у нее дочь от первого мужа осталась. Она на десять была старше его. Да и зачем я об этом. Повторяю, все это не должно тебя волновать. Пусть сам думает.

Молча подошли к дому. У Вероники на душе стало еще тяжелее.

7

Жорес Ляховский действительно был женат.

Еще на первом курсе, по-молодецки щедро расходуя себя, он однажды почувствовал, что с ним происходит что-то неладное. Пропал сон, без всякой, казалось бы, ви­димой причины стала изо дня в день болеть голова. Бро­сил курить, перестал заглядываться на девчат, регулярно начал заниматься физзарядкой, принимать холодный душ. Но ничто не помогало. Пришлось идти в поликлинику, сдавать разные анализы, выслушивать наставления вра­чей, Потом принимал какие-то порошки, микстуры, ходил на уколы. Уколы ему с необычайной сноровкой делала медсестра Янина Воронкович — высокая смуглянка с большими темными глазами и прямым острым носиком. В первый свой приход он ничего особенного в ней не за­метил. Но походив с неделю в поликлинику, Жорес убедил себя: лечит его человек особый. Мало того, что Янина от­лично делала свое дело,— с нею было интересно и погово­рить.

Жоресу порою казалось, что Янина словом снимает боль не хуже лекарств, прописанных ему врачами А уж о ее руках — мягких н нежных — и говорить не приходи­лось. Нравились парню и ее бездонные глаза, в которых светилось что-то таинственное, невысказанное.

Спустя еще неделю Жорес почувствовал себя значи­тельно лучше. Правда, теперь он толком не ответил бы, что на него так благотворно подействовало — лекарства, уколы или же встречи с зтой милой женщиной.

Он уже кое-что знал о ней. Знал, что она была заму­жем — вышла накануне войны и муж погиб на фронте,— что осталась дочь.

Однажды он явился на процедуру последним. Подождал, пока она приводила в порядок кабинет, переодевалась, затем вместе вышли из поликлиники. Шли людными удицами и вели непринужденный разговор. Янина была человеком словоохотливым, любила и умела поговорить, и слушать ее было интересно. Жорес иногда улыбался, когда она с плохо скрываемой гордостью и теплотой рас­сказывала о своей дочке, ученице четвертого класса, о том, как нелегко было ее растить — помогали ее и его ро­дители... Иногда казалось, Янина забывала, с кем говорит, начинала рассказывать о муже, и Жорес невольно ловил себя на мысли, что ему становится не по себе от этой исповеди, хотя и ровной, спокойной, без тяжелых вздохов. Но он все равно улавливал душевную боль человека, вот уже столько лет прожившего в одиночестве и все еще не забывшего счастливых дней, ушедших в вечность,..