Нимфа

«Ерунда! — послышался в ответ другой голос.— Что ты теряешь? Ничего! Только сделаешь ее на какое-то время счастливой...»

«Ты дашь ей надежду, а потом отнимешь...— продол­жал первый голос — трезвый, рассудительный.— Знаешь ли ты, что такое отнять у человека его последнюю надеж­ду? То же самое, что отнять жизнь».

«Ерунда! Не надо так пессимистично смотреть на мир! Ты ничего не даешь и ничего не отнимаешь. Ты лишь не­значительный эпизод в ее жизни, крохотная падучая звез­дочка на житейском горизонте. Разве не ясно, что вы не пара?.. Одно дело кратковременная радость, другое — на­всегда связать себе руки. Нет-нет!.. Если согласна, пусть берет то, что дает жизнь. А не хочет — пусть живет, как прежде. Ничто ни к чему не должно обязывать...»

«Брось разыгрывать шута! — не унимался спокойный, трезвый голос.— Ты думаешь только о себе, только себе желаешь радости, на нее тебе наплевать!..»

— Жорес, слышишь меня?

— Слышу, слышу... Говори! — Он поднимает голову, видит сидящую рядом Янину, закуску на столе, ярко-красные тюльпаны в простенькой стеклянной вазе.

— Откуда у тебя такое имя? — интересуется Янина, ласково положив горячую ладонь на его плечо.— Какое-то иностранное, правда?

— Французское... Был когда-то революционер Жорес. Убили на трибуне. Выступал против войны...

— А я не помню, хотя и проходила историю. Все за­была за годы одиночества.

— Почему одиночества? Ведь у тебя дочь.

— Одинока душою... Поверь мне.

Жорес обнял Янину за талию. Она покорно склонила голову на его плечо и заплакала. Он не знал, что делать, хотя и понимал ее. Сказались ее страдания, мучительные долгие ночи, полные бесконечных мыслей об ушедших годах, которых никогда уж не вернуть. Плакало ее сердце по дочке, которая росла без отца, плакало измучившееся без мужской ласки тело...

— Успокойся, Янина,— сказал Жорес и погладил ее гладко зачесанные, с ниточками серебра, волосы.

Янина всхлипнула еще раз-другой, смахнула с лица слезы, и ее глаза снова засветились прежним блеском.

Он взял ее на руки и понес к дивану. Янина обняла Жореса за шею и не отпускала от себя.

— Янина...— прошептал он, припадая к ее пылающим губам.— Я хочу, чтобы ты была моею.— В эту минуту он искренне любил ее и жаждал ее ласки.

— Я тоже хочу этого, милый мой, дорогой... Ты даже не представляешь, как люблю тебя.., Я так ждала этого момента...

— И я мечтал об этом...

Жорес был несказанно счастлив. Он никак не думал, что эта чернушка может так горячо, так искренне любить.

— Я хочу, чтобы ты знал... Мне ничуть не стыдно го­ворить об этом... Не стыдно быть сейчас с тобою вот так... как с мужем... Кто знает, быть может, ты никогда больше не придешь ко мне... Ведь я намного старше тебя... Знай: я не стану тебя неволить.

— Не городи чепухи...

— Нет-нет... Поступай так, как подсказывает совесть... Ты свободен. Но я всегда буду тебя любить — всегда, где бы ты ни был, с кем бы ни жил... Запомни это, милый мой...

— Непременно... Но какая же ты беззащитная!

— Теперь ты — моя защита. Теперь мне никто не страшен.

8

Жорес понимал: не окажись он в заботливых руках Янины, здоровье его не пошло бы так быстро на поправку.

Он жил теперь с Яниной как с женой, хотя расписы­ваться не спешил, все тянул с этим формальным актом. Янина же не торопила, знала: никакая бумага вопреки воле не удержит человека. Соединяет и согревает людские души что-то большее, без чего нет настоящего счастья. Беспокоила ее только дочка Света, решительно не желав­шая примириться с новым отцом. С первой встречи она была с ним какой-то настороженной, чужой. Казалось, де­вочка вовсе не замечала его присутствия. Что мать ни делала, как ни уговаривала Свету — ничто не помогало. Жорес тоже пытался завоевать расположение девочки, по­купал ей конфеты, делал мелкие подарки, однако все оставалось по-прежнему.

Жореса, конечно же, не очень радовали такие взаимо­отношения с падчерицей, хотя в глубине души ему было все равно. Настораживало лишь то, что девчурка, видно, понимала все лучше, чем умудренная жизнью Янина: настоящей любви к ее матери у него нет и не было. Осмыслил он это спустя каких-нибудь полгода.

Хорошо присмотревшись к своему новому положению, Жорес понял, что прошлая жизнь Янины Воронкович — бесценный материал для человека с творческим воображе­нием и практической хваткой.

Поначалу биография Янины вроде бы ничем его не удивила. Все обычно, как у тысяч людей, переживших ужасы вражеской оккупации. Но постепенно суровый рассказ ее обрастал новыми фактами, подробностями, о которых она раньше умалчивала, не хотела бередить свою и чужую души...

Шел сороковой год. Янина Воронкович, заканчивая медучилище, влюбилась в молодого лейтенанта Остапчука. Они решили пожениться, причем Янина ни словом не обмолвилась об этом своим родителям, которые жили неподалеку от Негорелого. Но в загсе их не записали — невеста была несовершеннолетней. Тогда молодые пошли на святую ложь — Янина прибавила себе год. Так и сыграли свадьбу.