Читаем Нина Горланова в Журнальном зале 1995-2000 полностью

Рита Сивуха после этого вдруг стала подвигать от края стола в центр некоторые хрустальные вещи: пепельницу, салатницы, свой бокал.

– ... а вчера звонят мне домой из милиции: мол, вы ведь слышали, что кражи, хотим поставить сигнализацию, когда вы бываете в мастерской, а завтра со скольки и до скольки точно будете? Я спросил, из какого они отделения милиции. И сразу пауза, а потом гудки “пи-пи-пи”. Понимаешь, кто звонил?

– Воры и звонили! – ахнула в ответ Мадонна, придвигаясь к Потоцкому с неприкрытым любопытством, направленным не только на рассказ о кражах, но и на самого изящного рассказчика.

– Нужно решетку поставить на площадке перед мастерской, то есть остановить их еще на лестнице. Если будут решетку взламывать – из квартиры я услышу, – деловито планировал Потоцкий, – я заказал слесарям, но одному трудно поднять...

Женя как-то без энтузиазма слушал, и Мила решила вернуть то веселье, которое она здесь застала:

– Как хорошо, что мы здесь все собрались, – поднялась она с бокалом в руке. – Это так... в духе всех традиций. Ведь мы дышим одним воздухом, и это нас так роднит. Вот недавно в “Комсомолке” была статья об охране окружающей среды...

Женя слушал и медленно съеживался, держась одной рукой за никелированную стойку “Здоровья”, а другой – за свой стакан. Он отчетливо понял, что Мила всего добьется и никакая Мадонна ее не остановит. Он вдруг заметил, что в ее мозгу горит яркими буквами: “Нам не нужно ждать милостей от (дальше следовал образ Жени), взять их у него – наша задача!” Но тут все выпили за тост Милы, и Женя тоже. Его отпустило.

– Михаил! – крикнула Лабинская. – А ты что скажешь?

Потоцкий вопросительно посмотрел на Женю, и тот прошептал:

– Она будит зверя в любом человеке за пять минут.

Рита толкнула меня в бок: мол, скажи что-нибудь, разряди обстановку, а там и по домам – поздно уже. Я лихорадочно вспоминала, как было написано... было прочитано... э-э, что-нибудь скажу!

– Сегодня я читала о дружбе... исследование. В общем, во все века сетовали, что дружба была раньше и исчезла. Чтоб поддерживать дружбу в античном смысле, современный человек должен многое скрывать. А я предлагаю тост за нашу с Ритой дружбу!

– В которой вы ничего не скрываете? – спросила Мила.

– Да что там скрывать – другой раз лишнее еще сболтнешь – чего и не было, – ответила Рита.

– Ми-ха-ил! – призвала Лабинская.

Потоцкий поднялся и искренним голосом сказал:

– За связь народа и интеллигенции!

Это был его привычный тост для разных банкетов. Видимо, об этом шепчут Женины губы (звука я не слышу).

– Неправильный тост, – сказал мой муж. – Народ включает в себя интеллигенцию и всех остальных. Народ – это как бы лист, а интеллигенция и остальные – две стороны этого листа.

– В чем же отличие? – спросила Мила заинтересованным голосом.

– Интеллигент, он хочет быть хорошим, а остальные хотят жить хорошо. Быть хорошим и жить хорошо – не одно и то же. Кто хочет быть хорошим – тот интеллигент.

– Мы безлошадные, ничего у нас нету, значит, мы интеллигенты? – спросила я.

– Если б мы с тобой были настоящие интеллигенты, мы бы давно ушли – они ведь ее снова изобьют, – ответил муж.

Мила упорно продолжала разговор об интеллигенции, а Лабинская в это время оглядела всех мужиков. Больше всего, по ее мнению, на интеллигента походил Потоцкий.

– ... перед законом все равны: рабочие, интеллигенты, крестьяне, – горячо продолжала Мила, думавшая было сказать “перед природой”, но вспомнила, что к биологии отношение имела она одна. “Не поймут”.

– Рав-вны? – переспросила Лабинская. – Если рав-вны, то пусть Михаил меня поцелует (она сказала так: “по-ца-лует!”).

Тишина назревала, как фурункул: вот-вот прорвет.

– Вы оглохли, что ли? Пшли! – Лабинская схватила Потоцкого за карман брюк и стала тянуть в свою комнату-кровать.

Потоцкий сначала упирался, а потом стал звать на помощь, и Мадонна пришла на помощь. Тогда Лабинская молча развернула свой стан и завезла Мадонне то ли в глаз, то ли в висок.

– Удивительно, – растерялся мой муж, – кровь почему-то из носа пошла.

Но уже заныряли в кутерьме плечи скульптора. Дюжий размах кулака ваятеля пришелся в грудь низложенной королеве. Упала и разбилась об пол гривна-диадема с яркими керамическими камушками. Но Лабинская не только не упала, но, изнемогая от преступной страсти, тщилась схватить через строй бойцов упавшего Потоцкого. Создалась мгновенная композиция, напоминавшая то ли Лаокоона, то ли борьбу за тело Патрокла.

Рита Сивуха ходила среди сражавшихся и деловито собирала свои хрустальные бокалы, время от времени попинывая Лабинскую. Та не оставалась безответной.

Только мы с мужем сидели бездельно среди недопитого и недоеденного.

– Буддо-марксист, иди прикрой котят хотя бы грудью, – сказала я.

Перейти на страницу:

Похожие книги