Нина Риччи

«Робер Риччи, одетый в серый костюм-тройку и жемчужно-серую шелковую рубашку с манжетами, украшенными запонками из оникса и бриллиантов, выглядел моложе своих двадцати семи лет. Изящество его силуэта, подчеркнутого модными в 1930-е годы широкими брюками, его профиль, слово очерченный пером, элегантность его жестов не выдавали волю и основательность этого опытного бизнесмена»[30]. Июльским утром 1932 года Робер принял важное решение: взвесив все «за» и «против», свои перспективы во времена надвигавшегося экономического спада, он уволился с должности директора журнала. Для него все было предельно ясно, и, хотя ставка казалась неимоверно высокой, Робер считал, что его план обречен на успех. Дело оставалось за малым: уговорить мать.

Почему Робер был уверен в согласии Нины Риччи? Причина проста. Он с ранних лет наблюдал за ее быстрым взлетом, видел, как решительно она добивалась успеха, и не сомневался, что ее амбиции никуда не исчезли – лишь заснули на время, давая хозяйке небольшую передышку. Конечно, ему придется ее уговорить, и Робер репетировал слова, которые он скажет матери: «Это правда, ты много работала, но тебе не следует останавливаться. Ты все еще молода и красива, и твой талант требует: после того как ты создала самые красивые платья в мире под чужим именем, твое имя должны наконец узнать!»

Многочисленные письма говорят о тесной и нежной привязанности Робера к матери. Если сын или мать находились в разных городах, то писали друг другу чуть не ежедневно. Письмо, датированное июлем 1935 года, написанное Робером в день своего тридцатилетия, подтверждает сказанное: «Тридцать прекрасных лет, смягченных твоей нежностью, обогащенных твоей заботой, твоей нежной материнской заботой… Дорогая мама, от всего сердца я хочу поблагодарить тебя за всю любовь, которую ты мне подарила…» Позже, когда Робер Риччи создал первые духи бренда, легко было представить идеализированный образ женщины, который нашел в них свое отражение. «Мои отношения с матерью? Совершенно привилегированные: я был единственным сыном, единственным ребенком. Мой отец скончался, когда я был совсем маленьким, и мама всегда говорила, что в ее жизни существовал только один мужчина – это я».

Но Робер Риччи даже не подозревал, насколько сам втянется в это предприятие, насколько дальше пойдет и увлечется высокой модой настолько, что долгие годы после смерти матери сможет удерживать дом моды ее имени на высоте.

Впрочем, пока вернемся в тот летний день 1932 года. Нину Риччи удивило предложение сына, однако она действительно в душе очень хотела вернуться к своей творческой работе. Она устала вовсе не от придумывания фасонов платьев, не от тканей, которые были так подвластны движениям ее рук. Нет, главное, что ее тяготило, это управление, бухгалтерия и другие административные вопросы. «Я открою свой дом, если все вопросы менеджмента ты возьмешь на себя», – поставила Нина Риччи условие сыну. Она слишком хорошо помнила нечистоплотность некоторых сотрудников дома «Раффин» и категорически не хотела ни сама управлять своим домом, ни нанимать посторонних людей на важные и ответственные должности.

Дело сделано: мать дала согласие и немедленно вернулась из Бретани в Париж, чтобы с головой окунуться в подготовку к показу зимней коллекции. Робер, как обещал, взял на себя остальные хлопоты. Он снял первые два этажа здания на бульваре Капуцинок – буквально в двух шагах от дома Шанель и от знаменитой площади Мадлен, в самом центре Парижа. Там же он оборудовал себе офис. Нина Риччи не стала искать новых сотрудниц – она позвала всех тех, кто работал у нее в доме «Раффин»: швей, продавщиц, манекенщиц. Большинство с удовольствием вернулись под крыло своей королевы. Главное – пришла личная помощница Нины Сильвия, с которой и началась основная работа над первой коллекцией нового дома моды. Пришлось работать сутками, так как дата показа неумолимо приближалась. Но трудолюбия ни Нине Риччи, ни ее проверенным сотрудникам было не занимать. В итоге они создали пятьдесят моделей всего за месяц. За это же время был полностью оборудован зал для показов: диваны шоколадного цвета, кресла красного бархата, бежевое ковровое покрытие, стены с прекрасными венецианскими зеркалами.