Робер Риччи часто ездил с Сюзанной и Марком в Эльзас, где находилась фабрика Лалика. Часами он мог фотографировать пейзажи и цветы. Но, несмотря на все свои увлечения, Робер никогда не забывал о работе; обещание, данное матери, он выполнял неукоснительно, никогда не выпуская из виду дела дома моды. К тому же с Раймондой и маленькой дочкой Робер постоянно ездил на виллы своей матери – его энергии можно позавидовать. В 1936 году он успешно провел переговоры с сотрудниками дома моды, не дав им начать забастовку, из-за которой многие предприятия были вынуждены прекратить работу. Дома моды Нины Риччи это не коснулось, но Робер сделал определенные выводы и обратился в Профсоюзную палату парижской высокой моды, где подружился с коллегами, в том числе с соотечественницей своих предков, итальянкой Эльзой Скиапарелли. В тот момент самая престижная ассоциация профессионалов моды переживала не лучшие времена: Великая депрессия истощила и разобщила ее. Новоизбранный президент Люсьен Лелонг призвал своих коллег оставить разногласия и помочь ему восстановить Палату высокой моды. Лелонг был давно знаком с Рене Лаликом, который создал для него несколько флаконов для духов, поэтому фактически входил в ту же компанию, с которой проводил время Робер Риччи. С 1937 по 1947 год Лелонг возглавлял Профсоюзную палату парижской высокой моды. Как и Робер, он понимал, какая сложилась обстановка в стране и мире, поэтому в одном из своих первых выступлений в качестве президента палаты он сказал: «Мы заявляем, что на социальном уровне мы и наши дома принадлежим к среднему классу, и мы желаем не только абсолютного равенства прав для всех, но и обязанностей. Не должно существовать ни чувства превосходства, ни проблем с людьми. Давайте четко заявим, что с точки зрения качества не существует ни маленьких, ни средних, ни больших домов. Давайте считать навсегда признанным, что каждый дом, независимо от его важности, фактически или в потенциале содержит принцип творчества и что его промышленное развитие будет способствовать успеху и качеству».
В таких творческих отраслях, как мода, предложенное Лелонгом и однозначно поддержанное Робером Риччи сочетание творческого начала и бизнеса представлялось тогда сложной задачей. Но дома моды, столкнувшись с проблемами, понимали, что им предстоит объединиться, чтобы создать общие механизмы, которые помогли бы противостоять кризисам без применения жестких мер. Именно в 1937 году Робер, поддерживавший начинания Лелонга, стал вице-президентом Профсоюзной палаты. Члены палаты выбирали президента каждый год по принципу «один дом моды – один голос». В решении многочисленных задач президенту помогал ежегодно избираемый совет, состоявший из двух вице-президентов, секретаря, казначея и аудитора. Все они были управляющими домов высокой моды. Во Франции тех лет палата являлась единственной организацией профессионалов моды, признанной государственными органами, Национальным экономическим советом, профсоюзом производителей тканей и профсоюзами рабочих. Таким образом, только палата была уполномочена подписывать коллективные трудовые соглашения.
В 1937 году в Профсоюзную палату входило 104 дома моды, в которых работали 13–14 тысяч человек. В период до Второй мировой войны это было самое маленькое количество домов – членов Профсоюзной палаты. Эта цифра возросла до 122 в 1938 году, а в 1939 году – до 140, что резко контрастирует с сегодняшним членством в той же ассоциации (около двух десятков домов мод), хотя престиж Профсоюзной палаты даже усилился по сравнению с 1930-ми годами. Межвоенный период считается золотым временем для женщин-предпринимателей в области высокой моды. Тем не менее, как и в случае с домом моды Нины Риччи, представителями и лидерами внутри Профсоюзной палаты оставались мужчины. Большинство женщин-предпринимателей в сфере высокой моды представляли их менеджеры. Кроме Робера Риччи можно привести примеры управляющих дома Мадлен Вионне Луи Данжеля (до 1924 года) и Армана Труйе (до 1939 года). Жанну Ланвин представлял Жан Лабускьер на протяжении большей части межвоенного периода. Дом сестер Калло был представлен в палате сыном Мари Калло, Пьером Гербером, который возглавлял палату с 1930 по 1933 год, а также с 1935 по 1937 год. В то время никакой американизации бизнеса не происходило – большинство домов моды, за крайне редким исключением, оставались семейными предприятиями.