Нина Риччи

Но Робер Риччи не доверял слепо модным критикам, из которых самыми грозными считались американцы. У них существовало две крайности: разрушительное осуждение и мимолетное восторженное восхищение. Основные принципы американской моды еще в конце 1930-х годов сформулировала в своей книге «Мода – это полный вздор» Элизабет Хоуз, американский дизайнер одежды, ярый критик индустрии моды, защитница одежды массового производства и права людей иметь одежду, которую они хотят, а не ту, которая считается модной. В 1954 году Хоуз опубликовала продолжение первой книги под названием «Это по-прежнему полный вздор». Зная о таком отношении к высокой моде, Робер все же не считал, что у дома его матери есть опасность отстать от реальной жизни, хотя высокая мода на самом деле предназначалась для верхушки общества и не имела ничего общего с обычной женщиной. Робера только радовал огромный успех Крае, его костюма «Крокус»: он прекрасно понимал, что Джон Фэачайлд – влиятельный лидер мнений, но Робер не мог подхватить болезнь снобизма. Для Робера, как и для Нины Риччи, успех состоял в качестве модели, а не шумихе в журналах и газетах. Тем не менее благодаря именно этой шумихе дом находился в центре внимания и игнорировать данный факт было нельзя. Хлынули покупатели, модели шились одна за другой. Графиня Жаклин де Риб сталкивалась в примерочных с баронессами де Ротшильд: аристократия милостиво разрешила себя уговорить одеваться у буржуазной Риччи. А это дорогого стоило в прямом и переносном смысле. Жаклин де Риб называли последней французской королевой, в 1956, 1957, 1959–1962 годах ее признавали Best Dressed Women – лучше всех одетой женщиной в мире. Роуз Кеннеди, мать президента Джона Кеннеди, заказывала по десять нарядов в год. Интересно, что Роуз была истинной католичкой и родила девятерых детей, но это ей вовсе не мешало слыть модницей, и она тоже появлялась в списке Best Dressed Women.

Правда, такой наплыв клиентов имел и оборотную сторону: не хватало фурнитуры (поставщики не справлялись), сотрудники были завалены заказами. Очередь из фургонов, которые доставляли все необходимое и отвозившие заказы клиенткам, сновали возле дома моды на улице Капуцинок, периодически блокируя движение. В 1959 году для изготовления шляп специально наняли Жака Ле Бриганта – он проработает в доме несколько последующих лет. Под его руководством было создано множество интересных головных уборов. Свои первые модели шляпок он нарисовал в десять лет и показал их своему дяде-модельеру, который с удовольствием взял племянника в семейную мастерскую. Жак любил шляпки с вуалью, особенно хорошо они смотрелись со свадебными нарядами. Жак Ле Бригант говорил, что в его деле важно совмещать технику и творческое начало, но себя называл не модельером, а художником. Его шляпки – это и традиционное начало, и строгие фасоны, и эксцентричный стиль, если того требовал клиент. Его шляпы снискали заслуженную славу на ипподромах и свадьбах – тех местах, где традиционно принято их носить. Важно, чтобы под шляпкой всегда было видно лицо, – считал Бригант. Его шляпки прекрасно дополняли модели Нины Риччи, точно попадая в стилистику наряда. До начала работы в доме Нины Риччи он работал с Диором, Скиапарелли и другими известными кутюрье. Свое собственное ателье Бригант открыл в 1968 году.

Жюлю Франсуа Крае первый успех не вскружил голову, напротив, он старался закрепить его во время показа следующих коллекций. Он поражал публику необычным использованием очень тяжелых тканей (например, шерстяных с длинным ворсом, плотного сатина), живой игрой линий (юбки с запахом, суживающиеся к низу пальто или пальто в талию и т. п.). Этому кутюрье особенно удавались плавная асимметрия, большие накидки, жакеты в горошек (так называемые божьи коровки), платья-арум (robes en arum – маленькое платье в талию, немного расширяющееся к низу и дополненное нагрудным карманом, обычно красно-коричневого цвета), блузки из мягкой ткани. Каждая коллекция Крае становилась событием. Им всем он давал оригинальные названия: «Belle de Nuit» («Ночная красотка»), «Boyard» («Боярин»), «Летящая ткань»… Одним из первых Жюль Франсуа Крае предложил английскую булавку как украшение. Булавки вызывают ассоциации со стилем панк, и именно под этим субкультурным соусом в наши дни их используют дома «Ив Сен-Лоран», «Гермес» и «Версаче». У булавки два совершенно разных символических подтекста: с одной стороны, это подростковый инфантилизм и уличная субкультура, с другой – слаженное и просчитанное до миллиметров швейное мастерство, которое требует терпения и ответственности.