Nine Princes in Amber (Девять принцев Эмбера)

Видение исчезло. Но то, что я сейчас вспомнил, было правдой, моим прошлым, в этом я не сомневался, и про себя я выругался, что помню только часть этой правды. Что она говорила мне там - тогда, когда звучала музыка, все танцевали и слышались странные голоса?

I poured us more beer from the pitcher and decided to test the vision.

“I remember one night,” I said, “when you were all in green and I in my colors. How lovely things seemed-and the music...”

Her face grew slightly wistful, the cheeks smoothing.

Я налил из кувшина еще пива и решил испробовать на ней свое видение.

- Я вспоминаю одну ночь, - сказал я, - когда ты была вся в зеленом, а я носил свои цвета. Как все тогда казалось прекрасно, и музыка...

На лице ее появилось слегка мечтательное выражение, щеки порозовели.

“Yes,” she said. “Were not those the days? ... You really have not been in touch?”

“Word of honor,” I said, for whatever that was worth.

“Things have grown far worse,” she said, “and the Shadows contain more horrors than any had thought...”

- Да, - ответила она, - Какие прекрасные были тогда времена... Скажи, ты действительно ни с кем еще не связался?

- Честное слово, - сказал я.

Что бы это ни значило.

- Все стало значительно хуже, - сказала она. - И в Тени сейчас больше ужасов, чем даже можно себе представить...

“And ...?” I inquired.

“He still has his troubles,” she finished,

“Oh.”

“Yes,” she went on, “and he'll want to know where you stand.”

- И?

- Он все в тех же заботах, - закончила она.

- О.

- Да, - продолжала она, - и ему хотелось бы знать, что ты намереваешься делать.

“Right here,” I said,

“You mean...

- Ничего.

- Ты хочешь сказать?

“For now,” I told her, perhaps too quickly, for her eyes had widened too much, “since I still don't know the full state of affairs,” whatever that meant.

“Oh.”

- По крайней мере сейчас, - поспешно добавил я, потому что глаза ее слишком уж широко открылись от изумления, - до тех пор, пока точно не буду знать, в каком положении находятся сейчас дела.

- А-а.

And we finished our steaks and the beer, giving the two bones to the dogs.

We sipped some coffee afterward, and I came to feel a bit brotherly but suppressed it. I asked, “What of the others?” which could mean anything, but sounded safe.

Мы доели наши бифштексы и допили пиво, а кости отдали собакам. Второй ирландский волкодав зашел в комнату незадолго до этого и тоже улегся у стола

Потом мы пили кофе, маленькими глоточками, и я почувствовал по отношению к ней самые настоящие братские чувства, которые, однако, быстро подавил.

- А как дела у других? - наконец спросил я.

Ведь такой вопрос ни к чему меня обязывал, а звучал он достаточно безопасно.

I was afraid for a moment that she was going to ask me what I meant. Instead, though, she leaned back in her chair, stared at the ceiling, and said, “As always, no one new has been heard from. Perhaps yours was the wisest way. I'm enjoying it myself. But how can one forget-the glory?” I lowered my eyes, because I wasn't sure what they should contain. “One can't,” I said. “One never can.”

На минуту я испугался, что она спросит меня, кого я имею в виду. Но она просто откинулась на спинку стула, подняла глаза к потолку и сказала:

- Как всегда, пока ничего нового не слышно. Возможно, ты поступил мудрее всех. Но как можно забыть... все величие?..

Я опустил глаза долу, потому что не был уверен в их выражении.

- Нельзя, - ответил я. - Просто невозможно.

There followed a long, uncomfortable silence, after which she said: “Do you hate me?”

“Of course not,” I replied. “How could I-all things considered?”

This seemed to please her, and she showed her teeth, which were very white.

Засим последовало долгое и неуютное для меня молчание, разрушенное вопросом.

- За что ты ненавидишь меня? - спросила она.

- Что за ерунда, - ответил я. - Ведь что там ни говори, как я могу тебя ненавидеть?

Это, казалось, пришлось ей по душе, и она обрадованно обнажила в улыбке белые зубы.

“Good, and thank you,” she said. “Whatever else, you're a gentleman.”

I bowed and smirked.

“You'll turn my head.”

- Хорошо. И спасибо тебе большое, - сказала она. - Кем бы ты ни был, но ты настоящий джентльмен.

Я поклонился и расшаркался.

- Ты вскружишь мне голову.

“Hardly,” she said, “all things considered.”

And I felt uncomfortable.

- Ну, что там ни говори, а это навряд ли.

И я почувствовал себя неуютно.

My anger was there, and I wondered whether she knew who it was that I needed to stay it. I felt that she did. I fought with the desire to ask it outright, suppressed it.

Ненависть и ярость вновь пробудились во мне, и я подумал, знает ли она, против кого они могут быть направлены. Я чувствовал, что знает, и с трудом удерживался от желания спросить ее об этом в лоб.

“Well, what do you propose doing?” she finally asked, and being on the spot I replied, “Of course, you don't trust me...”

“How could we?”

I determined to remember that we.

- Что ты думаешь делать? - спросила она в конце концов, и мне ничего не оставалось, как туманно ответить:

- Ну конечно, ты ведь мне не веришь...

- Как мы можем тебе верить?