Ниночка

Устроенный на столе кулек тут же разинул беззубый ротик и заорал благим матом, багровея от желания привлечь к себе внимание.

– Что ж ты его на жесткое положил? – возмутилась бабушка. – У него головушка, в смысле черепушечка, еще мягкая. Катя! Тащи подушку из моей комнаты!

Ребенок плакал, жмуря крохотные глазки. Глядя на розовое нёбо заливающегося плачем несчастного ребенка, Татьяна Ивановна растерялась. Она совершенно ничего не понимала.

– Иван… – Она оглянулась на внука, перекладывающего ребенка на самую большую в доме подушку. – А… откуда… это?

– Нашел, – честно ответил Иван, осторожно разматывая свой пиджак. – Нашел в мусорном баке рядом с работой. Представляете, если бы машина стояла на автостоянке, ребенок погиб бы от голода.

Сминая в руках запачканный пиджак, он говорил нервно и быстро, просяще смотря то на бабушку, то на мать, словно боясь, что они не проникнутся жалостью к малышу и выгонят его, Ивана, вместе с младенцем. Этого, конечно же, не могло произойти, но зависимость от родных женщин давала о себе знать.

– Он мокрый, – Татьяна Ивановна решительно приблизилась к ребенку.

– Он голодный, – уверенно подхватила Катерина и быстро ушла на кухню.

– А чего вы такие праздничные? Ждете кого-то в гости? – Иван говорил и через плечо бабушки наблюдал за действиями ее рук, разворачивающих одеяло и пеленку.

– Мы думали, ты сегодня нас со своей девушкой познакомишь, – обиженно пробурчала вернувшаяся с кухни мать. Она принесла чайник с кипяченой водой, упаковку йогуртов, чашку и чайную ложку. – Ты же утром обещал!

– Я не обещал, ты неправильно поняла, – стал оправдываться Иван. – Я только сказал, что, возможно, приведу ее в ближайшее время.

– Зато ты нам другую девушку принес, – сказала бабушка, рассматривая голопопую девочку, дрыгающую мокрыми описанными ножками и засовывающую кулачки в рот.

Все встали вокруг подушки с пупсом посередине. Мигнув пару раз темно-синими, как у всех европеоидных младенцев, глазками, девочка требовательно заорала, призывая взрослых людей проявить к ней участие.

– Прикрой ее одеялом. – Катерина вылила в чашку йогурт и кипяченую воду. Размешивая напиток звенящей ложкой, попросила Татьяну Ивановну: – Приподними подушку, сейчас мы ее покормим, потом сбегаем за нормальным детским питанием.

– Катя, ты совсем с ума спрыгнула! – запричитала бабушка, но послушно накрыла девочку одеялом и просунула руку под подушку, приподнимая ее. – Ей же несколько месяцев от роду, а ты ее йогуртом собираешься кормить. Неполезно это.

– Лучше диатез, чем голодная смерть, – спокойно заявила Катерина и поднесла к орущему рту ложку.

Малышка тут же выпила молочную смесь и, обхватим голыми деснами ложку, стала настойчиво ее сосать, надеясь выдавить еще сладкого молока. Катерина стала вливать одну ложку за другой в голодный ротик. Не умеющая есть с ложки девочка, захлебываясь и брызгаясь едой, жадно заглатывала вместе с молочной смесью много воздуха.

Иван смотрел на кормление с непонятным чувством. В несвежем тонком одеяле, описанная, давно не мытая девочка не очень хорошо пахла, но сквозь все ароматы помойки все-таки пробивался ее собственный запах – запах грудного младенца, и он взывал к заложенному в генах инстинкту спасения ребенка.

– Хорош! – Бабушка, обняв подушку, подняла ее вместе с девочкой. – Полчашки пока хватит, мы же не знаем, когда ее кормили. И срыгнуть ей нужно, а то животик пучить будет.

Замолчавший ребенок сыто рыгнул, и глазки стали закрываться.

– Сейчас поспит, а после мы ее помоем и перепеленаем. – Катерина начала говорить нежным голосом, осторожно вытирая личико малышки краем мокрой простыни. – Клади ее, мама, и иди в ванную. Разбавь шампунь раз в десять, возьми чистое полотенце, миску с теплой водой, а я пока разорву пару простыней на пеленки.

Покачивая головой, Татьяна Ивановна с улыбкой смотрела на дочь.

– Катерина, ты кого учишь? Да я сначала младшую сестру вынянчила, потом тебя, а после с Ванечкой сидела, пока ты консерваторию с третьей попытки заканчивала. Ваня! – бабушка оглянулась на внука. – Ты еще здесь? Быстро в магазин!