Нёкк

Но дело он взял не только поэтому: все эти причины лишь отчасти повлияли на его решение. Главное, чего он добивался, – Фэй Андресен должна понести суровое наказание. Так что этот процесс оказался для судьи сущим подарком – вроде тех, которые дарят к выходу на пенсию, только он получил его раньше. Уж теперь-то он с ней поквитается, теперь-то отомстит за все свои мучения.

Господи боже мой, отставка. Да что им с женой делать на пенсии?

Разумеется, существуют стандартные пенсионерские развлечения. Дочь сказала: будете путешествовать. Ну да, может, они съездят в Париж, Гонолулу, на Бали или в Бразилию. Или еще куда. Какая разница, куда именно, если поездка станет для него пыткой, ведь главное в путешествиях на пенсии, то, о чем все умалчивают: чтобы это было в удовольствие, ты должен нормально уживаться с тем, с кем собираешься путешествовать. Он представил, как они с женой все время будут вместе, в самолетах, ресторанах, гостиничных номерах. Им будет некуда деться друг от друга. Сейчас-то они всегда могут сослаться на работу. Дескать, мы так редко видимся, потому что у нас жесткие графики, а вовсе не потому, что на дух друг друга не переносим.

Вот так простая видимость становится жизнью, становится правдой жизни.

Он представил, как они с женой в Париже пытаются вести разговор. Она прочитает ему лекцию о передовой системе французского здравоохранения, он подробно расскажет ей о здешней судебной системе. Этих тем хватит на день-другой. Потом они начнут беседовать о том, что видят вокруг: об очаровательных парижских улочках, погоде, официантах, о том, как поздно здесь темнеет, – подумать только, в одиннадцатом часу вечера еще светло. Они будут много ходить по музеям, потому что там нужно молчать. А потом они будут читать меню за столиком ресторана, она скажет, что нравится ей, он ответит, что нравится ему, они посмотрят, что едят другие посетители, обменяются мнениями о том, что и эти блюда выглядят аппетитно, признаются друг другу, что передумали, и закажут что-то другое, в общем, каждый произнесет вслух то, что обычно думает человек, выбирая в ресторане блюда, лишь бы заполнить паузу, лишь бы не молчать, они будут сплетничать, болтать о всяких пустяках, лишь бы никогда не заговорить о том, о чем они друг другу ни разу не обмолвились, но всегда думали: что если бы они принадлежали к поколению, которое относится к разводу куда проще, чем они, то давным-давно бы разошлись. Долгие годы они избегали говорить об этом. Как будто заключили соглашение: они такие, какие есть, родились, когда родились, их воспитали в убеждении, что разводиться нельзя, и они вслух осуждали пары помоложе, которые расходились, но в душе каждый из них завидовал, что те сумели расстаться, сойтись с другими и снова стать счастливыми.

К чему было сохранять семью из чувства долга? Кому от этого стало лучше?

Она так никогда и не простила ему ошибки молодости, его любовные похождения. Не простила, однако ни разу его не упрекнула после того случая, из-за которого он оказался в инвалидной коляске. Что ж, она поступила мудро. Господь покарал его за похоть, десятилетиями наказывал его через жену, но теперь настал его черед карать. И теперь уж Браун своего не упустит. Учителя у него были хорошие.

Нет, не станут они путешествовать. Скорее, найдут себе разные хобби и на пенсии постараются вести ту же жизнь, что и до нее. Разойдутся по разным этажам огромного дома. Да, так жить неудобно, мучительно тяжело. Но они привыкли. И такая перспектива пугала их куда меньше, чем то, что случилось бы, если бы они наконец осмелились заговорить о том, что терпеть друг друга не могут.

Порой страшнее не боль, а неизвестность.

Браун выпил половину кофейника, когда к дому подъехал почтовый грузовичок и на крыльцо мягко шлепнулась газета. Судья отворил входную дверь, выехал по пандусу и по инерции выкатился на подъездную дорожку, где лежала газета в оранжевой водонепроницаемой пленке. А машина-то по-прежнему здесь, отметил он. Неприметный седан, непонятно, то ли американский, то ли заграничный. Цвета кофе с молоком, на переднем бампере вмятинка, в остальном же ничем не примечательный, совершенно безобидный: такие машины на дороге даже не замечаешь, продавцы рекомендуют их семейным покупателям как “разумный выбор”. Наверное, подросток взял папину машину. И лучше бы он поскорее отсюда уехал, потому что район вот-вот проснется. Не пройдет и часа, как соседи отправятся на пробежку или гулять с собаками: разумеется, они заметят незнакомца, и уж тем более подростка, который после секса шляется по улицам.

Судья Браун наклонился, чтобы подобрать газету, и краем глаза заметил, как за деревьями что-то пошевелилось. Небо светлело, но на улицах еще было темно. За машиной чернели деревья. Браун всмотрелся в них, пытаясь понять: там действительно кто-то есть или ему показалось? Вдруг оттуда кто-то наблюдает за ним? Он силился разглядеть человеческую фигуру.

– Я вас вижу, – сказал он, хотя никого не видел.

Браун выкатился на улицу, и тут из-за дерева показался силуэт.