– Ну смотри: срок годности с момента изготовления у них – двенадцать часов, потом по закону их должны выбросить. И если прийти в магазин за несколько минут до того, как там меняют ассортимент, можно унести оттуда пакет с дюжиной, если не больше, такито и блинчиков, а еще обычных хот-догов, сосисок для жарки, хот-догов в лепешке из кукурузной муки, буррито с фасолью и так далее.
– Ого, да это целая наука!
– А ты думал. Конечно, все это не так чтобы очень вкусно: булки же весь день крутятся в духовке, так что вечером уже черствые, горелые, сухие. Иногда кусаешь буррито, а тортилья жесткая, как мозоль.
– Яркий образ. Такой не скоро забудешь.
– Зато дешево, понимаешь? Тем более что денег у меня сейчас негусто, потому что я остался без работы, а пособие по безработице кончится месяца через три: вот тогда и увижу первые результаты диеты. И если мне придется есть всякую гадость из-за того, что нет денег, прости-прощай диета. Значит, нужно заранее позаботиться о том, чтобы средств хватило на то, чтобы правильно питаться, причем сравнительно долго, поэтому я пока и ем что попало: экономлю на здоровые продукты. Понял?
– Вроде да.
– Каждую неделю я жру всякое дерьмо типа начос и тем самым как бы экономлю семьдесят баксов для новой жизни. Пока что этот план работает.
Выглядел он не лучшим образом: казалось, будто его точит какой-то экзотический недуг. Лицо у него было нездоровое, и Сэмюэл не сразу понял, что же его смущает в Павнере: судя по его виду, он страдал от какой-то болезни, которую давным-давно истребили – например, от цинги.
Принесли выпивку.
– Твое здоровье, – сказал Павнер. – Добро пожаловать в “Иезавель”.
– Место непростое, – ответил Сэмюэл. – Явно с историей.
– Тут когда-то был стриптиз-клуб, – пояснил Павнер. – А потом стриптизерши уволились, потому что мэр сперва запретил алкоголь в стриптиз-клубах, потом приватные танцы в стриптиз-клубах, а потом и сами стриптиз-клубы.
– И теперь это просто бар, стилизованный под стриптиз-клуб?
– Ну да. Мэр был поборником дисциплины и чистоты нравов. Его выбрали от отчаяния, когда город покатился по наклонной.
– Ты давно сюда ходишь?
– Пока здесь был стриптиз-клуб, не ходил, – ответил Павнер, поднял руку и показал Сэмюэлу обручальное кольцо. – Жена всего этого не одобряет. Она у меня патриархальных взглядов.
– Ничего себе.
– Говорит, мол, стриптиз-клубы – верный путь к феминизму и прочему. О, клевая песня, люблю ее.
Это он о новом сингле Молли Миллер, клип на который как раз начался по трети телевизоров в баре: Молли пела в заброшенном кинотеатре для автомобилистов среди толпы симпатичных ребят на мощных отечественных тачках конца шестидесятых – начала семидесятых: всех этих “камаро”, “мустангах”, “челленджерах”. Странное место для съемки, неуместный реквизит. Сэмюэл видел в клипе сплошные неувязки: кинотеатр заброшен, следовательно, действие происходит сейчас, при этом автомобилям лет сорок, а Молли поет в громоздкий металлический микрофон, какие были в ходу на радио в тридцатых годах прошлого века. Наряд же ее – стильный, ироничный – отсылал к моде восьмидесятых, особенно большие солнечные очки в белой пластмассовой оправе и обтягивающие джинсы. В целом – мешанина ссылок и анахронических символов, подобранных не по логике, а потому что круто.
– А с чего ты вдруг захотел встретиться? – поинтересовался Павнер и снова уселся нормально, поджав ноги.
– Да просто так, – ответил Сэмюэл. – Потусить захотелось.
– Могли и в игре потусить.
– Ну да.
– Вообще я давно ни с кем не тусовался, кроме как в игре.
– Ага, – поддакнул Сэмюэл, задумался на минуту, понял, что он тоже сто лет ни с кем не тусовался, и ему стало не по себе. – А тебе не кажется, что мы слишком много зависаем в “Мире эльфов”?
– Не-а. А может, и да.
– Если подумать, мы там сидим часами. И я сейчас не только про саму игру: прибавь к этому время на то, чтобы почитать материалы об игре, посмотреть ролики, в которых другие играют, рассказывают об игре, выстраивают стратегии, обсуждают игру и так далее. В общем, до фига набирается. Без “Мира эльфов” мы могли бы, я не знаю, жить насыщенной жизнью. В реальном мире.
Принесли начос на блюде, похожем на противень для лазаньи. Гора кукурузных чипсов была завалена говяжьим фаршем, беконом, сосисками, луком, перцами халапеньо, придавлена стейком и полита чуть ли не литром сыра – ярко-оранжевого, густого, блестящего, точно пластик.
Павнер зарылся в тарелку и пробормотал с набитым ртом (к губам его прилипли крошки чипсов):
– Как по мне, так “Мир эльфов” куда насыщеннее реальной жизни.
– Ты серьезно?
– Абсолютно. В “Мире эльфов” я занят важными делами. Которые влияют на всю систему. Меняют мир. Чего не скажешь о реальной жизни.
– Ну почему, иногда нам удается что-то изменить.
– Редко, почти никогда. Чаще всего, как ни вертись, миру от тебя ни горячо ни холодно. Ну вот смотри: почти все мои друзья из “Мира эльфов” в реальной жизни работают продавцами. Торгуют телевизорами, джинсами. Работают в торговых центрах. Я вот работал в копировальном центре. Объясни, каким образом мы можем повлиять на систему?