Ниоткуда с любовью

— Ладно. Решай сама. Я подожду. Сейчас у нас сессия начнется, не до того будет, но потом… ты должна будешь решить. Нужно ли тебе это или нет.

…И начались экзамены. И пошла волна подготовок и зубрежки. Думать о Диме Полине было совершенно некогда. Но все же периодически она ловила себя на мыслях о нем. О его словах. Бывали дни, когда ей хотелось позвонить ему и сказать — да, я хочу с тобой встречаться, хочу попробовать, и мне не хочется больше разводить всю эту непонятную канитель. Но потом наступали дни, когда паника накрывала Полину с головой, и она больше не могла мечтать, и не хотела мечтать о нем. И ее мучила бессонница, и она часами сидела ночью на остывшей кухне и пила чай, и смотрела в окно на снег дольше, чем в очередной учебник. И Нина ходила вокруг нее и молчала. Молчала с таким лицом, что не оставалось сомнений в том, что у нее и на этот счет было свое мнение.

В конце января Полину отправили на первое задание в театр на спектакль студенческого театра и там, в темноте зала, она вдруг словно гром среди ясного неба, увидела знакомое лицо.

Все же в тот вечер в «Армстронге», она не знала толком, его видела или нет, это была лишь загадка, давшая толчок детским воспоминаниям. В театре же все прояснилось. Полька почувствовала, как тонет, и ей не хватает воздуха, и тяжело выплыть на поверхность, потому что все мышцы сковало ледяным холодом. И в то же время все это стало для нее величайшим прозрением, стало понятно, почему она сомневается, почему чувствует себя так, будто идет вслепую. Все дело в детских воспоминаниях. Вот отчего нужно было избавиться в первую очередь, и тогда все станет по-прежнему. Полина даже почувствовала, как ей полегчало. Она нашла решение своей проблемы.

К следующему вечеру ей удалось убедить себя, что все наладилось и что она с легким сердцем сможет снова видеть Диму. Поэтому она позвонила ему, и они встретились. Они не говорили об их последнем серьезном разговоре. Они говорили о другом. К концу свидания они оказались в «Армстронге», Полина все думала, как бы лучше завести разговор… Их столик стоял у окна. Когда зазвонил телефон, Полина вылетела на террасу, не посмотрев даже по сторонам, и потому чуть не грохнулась в обморок, когда зашла назад и пересеклась взглядом с барменом. Секунду-другую они с Родионом, не отрываясь, смотрели друг на друга. На лице Раскова не дрогнул ни один мускул. Полина прошла мимо, села за свой столик, и поняла, что все, что происходит, сильнее ее. Она словно стала фигурой в чьей-то бесшабашной игре и понятия не имела, каков будет следующий ход. Сидя в полутемном зале кафе, она дала себе слово ничему больше не удивляться, и действительно не удивлялась, когда через день на работе ее поставили курировать Драматический театр и его постановки.

С Димой она поговорила. Она не могла больше вытаскивать из себя чувства, которых не было и постаралась поговорить честно, хоть и далось ей это нелегко. Дима все понял и обещал больше ее не доставать. А Полина погрузилась в пелену депрессии.

Она не знала, как все это описать, чем объяснить. Он — Родион — даже не нравился ей. Она ощущала целый спектр эмоций к мальчику, каким он был когда-то, с кем она росла, кто кидался в нее ластиком на уроках биологии, но подсказывал верные ответы, когда она стояла у доски на геометрии, кто храбро бросился на абордаж Затерянной бухты вместе с ней, кто придумывал отговорки для родителей и одноклассников, с кем она общалась на выдуманном языке, кто кидал ей яблоки из окна каждое воскресенье все лето, с кем она пережила кучу всего, и хорошего, и плохого, и с кем она пообещала больше никогда не общаться и держала свое слово почти пять лет! Тот Родион был ее мальчишеским отражением, этого она не знала. И не была уверена, что хочет знать. У того Родиона не было такого жесткого взгляда и он не умел прятать эмоции. Этот только этим и занимался. Ничего не скажешь — успешно.

Но все же она продолжала испытывать какие-то чувства. Не те, детские, а другие. Скорее чувства какой-то незаконченности, незавершенности, которые можно было преодолеть только с помощью Родиона. Она все хотела об этом поговорить, решить все с ним раз и навсегда, понять, что он сам чувствует. Но тут появился Дима, словно специально, и у Полины снова ничего не вышло.

Они сидели у окна, на том самом месте, где когда-то (не так давно) сидели в самый последний раз. Дима был весел, рассказывал студенческие байки. Полина расспрашивала его об их общих знакомых, с которыми он сам познакомил ее в тот месяц, что они встречались. Она думала о том, что правильно сделала, не став встречаться с ним. Ну что бы изменилось сейчас? Да ничего…

Внезапно Дима дотронулся до ее руки, быстро прикоснулся к пальцам.

— И все же, — проговорил он так, будто они продолжали прерванный разговор или будто он прочитал ее мысли, — из этого могло бы выйти что-то неплохое.

Она покачала головой, сразу поняв, о чем он говорит.

— Ты просто меня плохо знаешь.