Она знала точно, что он бы не выдержал долго с ее тараканами. Он лишь пожал плечами, глядя на нее так, будто хотел и дальше читать ее мысли. Но ничего не получалось.
Они продолжал сидеть еще какое-то время, болтая обо всем и ни о чем, пока не пришел его приятель, которого Дима ждал. И Полина сразу поднялась с места. Она и так уже засиделась, да, признаться честно, ей и не хотелось засиживаться. Ну что они могли еще друг другу сказать? Рассуждать о том, что не вышло?
И, взяв сумку и проследив, как Дима и его приятель поднимаются по лестнице на верхний ярус кафе, она вернулась к бару, возле которого уже скопилось довольно много народу. Она нашла себе единственный свободный стул и села, желая продолжить с того, на чем они остановились. Но Родион был занят — народу прибывало, и работы у него стало много. Наконец, Полина выкроила момент и перехватила его, когда он был недалеко от нее.
— Мы поговорим о письме, когда у тебя будет время?
Он даже не поднял на нее глаза.
— У тебя был шанс, но ты им не воспользовалась, — тут же ответил он.
— Что, прости?
— Ты ушла болтать со своим приятелем, а теперь у меня нет времени. Народу станет только больше. — Продолжая смешивать напитки, проговорил он.
— Ты серьезно? — не поверила своим ушам Полина. — А как же письмо?
Он поднял на нее глаза.
— Мне некогда.
Полина задохнулась от ярости.
— Ах, так…
Она схватила сумку и ушла из кафе, даже не попрощавшись. Она шла по улице и злилась, сама не понимая почему.
— Идиотский Господин Великий Актер! — бормотала она себе под нос, делая ударение на каждом слове. Она кипела всю дорогу до дома. Первое, что она сделала в пустой квартире, тишину и пустоту которой уже даже не замечала — достала белый лист бумаги и написала сверху:
Положительные и отрицательные моменты моей жизни:
«+»
Самостоятельность и свобода от опеки
Журфаковские друзья и крутая атмосфера
Бесплатное посещение театров
Постоянное знакомство с новыми людьми
«-»
Театр или журфак????? Сомнения в собственном выборе
Отсутствие близких людей рядом
Родион Расков
Она сидела в полутемной комнате и смотрела на получившийся список, который казался ей самой очень неполным.
— Ну что ж, Нина, ты можешь мной гордиться. Я сделала то, чего ты хотела.
А затем она, наконец, достала свой телефон и прочитала сфотографированное письмо из музея:
«Моей любимой Шкатулочнице.
Моя дорогая Клара. Я пишу тебе это письмо, возможно, уже четко понимая, что мы вряд ли увидимся вновь. Времена наступают тяжелые и, хотя пока на горизонте все спокойно, я знаю, что это обманчивая ясность и тучи могут сгуститься в одно мгновение.
Именно поэтому, не зная, что с нами будет дальше, я посылаю тебе эту музыкальную шкатулку — нашу семейную реликвию. Я знаю, ты помнишь те дни, когда мы до смерти желали посмотреть, что же внутри нее. Мы хотели ощутить шершавость янтаря под пальцами, хотели услышать ту чудесную мелодию, которая всегда звучала в нашем доме на Рождество, мы хотели просто прикоснуться к волшебству, которое, как нам казалось, творила эта шкатулка. Но родители всегда нам запрещали. И дня не проходило, чтобы нас не терзала мысль взять ее в руки. Но мы боялись. Мы не могли на это осмелиться. А когда потом выросли и все-таки получили к ней доступ, поняли, что ничего волшебного в ней не было. Ни внутри нее, ни снаружи. Мы сами творили это волшебство, в которое верили, и поэтому, прежде чем отправить шкатулку, я вложил в нее всю свою любовь к тебе. Я хочу верить, что это письмо покажет, как сильно я люблю тебя и как сильно желаю тебе счастья. Пусть эта шкатулка станет напоминанием о нашем чудесном детстве и символом счастья твоей новой семьи. Передавай ее своим детям и внукам, они должны понять, как много она значила для нас, понять, что она является частью той жизни, которая уже никогда не вернется, но к которой они могут прикоснуться.
Навеки преданный тебе
твой брат Ганс».
XIII
Город накрыл Туман. Он стелился по земле, окутывал дома, машины и людей, оставляя вполне определенными лишь горящие огоньки в окнах домов. Этот туман, как ни странно, навевал мысли о чем-то добром и уютном.
Но даже он — этот добрый и уютный туман — не помогал Полине в этот день, не делал ее дорогу менее неприятной и тревожной. Ей всегда — после тех последних событий ее 14 лет — было тяжело приходить сюда, даже просто оказываться рядом, в этом районе. Всегда это стоило ей огромных усилий, отнюдь не из-за глупых суеверных страхов большей части жителей, а из-за вполне реальных неприятных воспоминаний. Но еще никогда прежде каждый шаг в Затерянную Бухту не давался ей с таким трудом. Даже в тот раз, когда она приходила узнавать про сестру.