Niro. Сборник рассказов.

Анестезистка, выполняющая по совместительству роль палатной медсестры, аккуратно и методично отправляла при помощи огромного шприца Жане порции овощного пюре в пищевод Миллера. Она, как и все остальные в клинике, кроме Хасса и Лозински, понятия не имела о том, что совершил этот человек, и относилась к нему с определенной долей сострадания — не больше, но и не меньше, чем было необходимо в данной ситуации. Она испытывала эти чувства на протяжении уже двадцати лет — ровно столько, сколько работала в клинике Лозински…

Привычным взглядом Хасс автоматически поглядывал на показатели на приборах, обеспечивающих жизнь Миллера. Все показатели были в норме; глаза по–прежнему закрыты, никаких лишних движений. Сестры сами перевернут, когда надо, помассируют спину, постучат по груди.

Джордж методично ковырялся в собственном мозгу, как на свалке информации. Сколько всего увидено и прочувствовано за многолетнюю практику, сколько полученного опыта — и все это не стоит сейчас ни гроша, потому что к разгадке мозга Миллера Хасс не приблизился ни на шаг. Он только понял, что перед ним убежденный, глубоко идейный человек — для своего уровня мышления.

Вчера Лозински предложил пойти по пути, предложенном еще великим Фрейдом — свести все к бессознательному, погрузить Миллера в управляемый гипнотический транс для полного контроля над побуждениями и поступками. Так делалось довольно часто — но не в теперешнем положении. Так можно было отучить человека курить, так можно было пробудить давние воспоминания (в основном — очень старые, чем часто пользовались психиатры для разрешения проблем, корнями уходящими в детство). Хасс сразу предупредил Клауса, что подобными методами с Миллером ничего сделать не удастся, но упрямый Лозински все–таки испытал и этот способ, прикрываясь лозунгом Осборна: «Должны быть использованы все возможные варианты, для того, чтобы потом было что говорить нашему президенту на пресс–конференции…»

Результаты гипноза были непредсказуемы. Миллер начал что–то бессвязно бормотать, в основном на военную тематику — перечислял виды оружия, их технические характеристики, вспомнил фюрера, Пол Пота, Пиночета, потом перекинулся на религиозные проповеди. Судя по всему, когда–то в своей жизни он посетил святые места, о чем с гордостью сообщал, глядя перед собой невидящим взглядом — упоминались Иерусалим, Мекка, цитировалось Евангелие. Управлять трансом не удалось — Миллер настойчиво стучался в только ему видимые двери; попытки Клауса нажать на психику не принесли плодов, террорист замолчал, и надолго. К тому времени, как закончилось воздействие препарата, Лозински и Хасс напоминали два выжатых лимона — они абсолютно потеряли нить гипнотического контакта, что вызывало в них обоих только сильное неприкрытое раздражение. Все шло наперекосяк; времени осталось очень мало. Хасс почувствовал, что Лозински очень хочет сбросить с себя эту мерзкую ядерную ношу, которая оказалась ему не по плечу. Клаусу уже было наплевать и на Нобелевскую премию, которая, конечно же, никуда бы не делась, но результаты работы с Миллером наводили Лозински на грустные выводы, укрывать которые от общественности он, как честный и убежденный ученый, просто не мог. От этого становилось еще хуже; после скандала в палате, когда Клаус едва не влепил пощечину молодой анестезистке за ошибку, спровоцированную им самим (он неверно рассчитал дозу анестетика, попросту не обратив на это внимания — так поглотило его последнее внедрение), Лозински понял, что с работой надо кончать, о чем открыто заявил по телефону Максу:

— Спасайте к чертовой матери этот Владивосток и что там еще есть рядом! — орал он в трубку, выпив несколько стаканов виски. — В черепе Миллера не осталось живого места — там уже просто негде сверлить дырки! Я не могу найти зону, отвечающую за пароли! — он запустил хрустальный фужер в стену и автоматически нажал на кнопку вызова горничной. — Я отказываюсь работать с идиотом, заминировавшим целый корабль…

Вместо горничной в кабинет вошел Хасс и аккуратно нажал пальцем на рычаг аппарата. В трубке мерно зазвучали короткие гудки.

— Что вы себе… позволяете? — заплетающимся языком спросил Лозински и упал на диван.

— Я, кажется, успел вовремя, — тихо сказал Хасс. — Еще пара стаканов, и вы не сможете мне помогать. Я сейчас внимательно проанализировал весь тот набор информации, выданный Миллером во время всех наших сеансов и пришел к одному выводу. В связи с этим мне нужно, чтобы один из ваших людей сделал для меня следующее…

И он протянул Клаусу лист бумаги с набросанным на нем торопливым почерком списком. Лозински слезящимися глазами просмотрел его и тяжело вздохнул:

— Простите, коллега, я что–то плохо сейчас соображаю… Не понимаю, как я сорвался… Простите еще раз… В теперешнем состоянии я плохой помощник, обратитесь к Брайтману, моему секретарю. Он, думаю, сможет все устроить — ведь, я понимаю, что все это надо очень срочно?..

Джордж кивнул и вышел из кабинета. Клаус потихоньку засыпал, оставив этот мир наедине с атомной начинкой сухогруза…

*******************