Нищебродский

О том, чтобы разойтись по спальням, мы не думали. Слишком рискованно бродить по одному. И Дмитрий Степаныч пропал – странно все это.

Я не мог понять, при чем здесь Мотя. Хороший парень, услужливый, чаем угостил, хотя по условиям не должен был. Непонятно только, почему отец пристроил его в свою фирму швейцаром, а не управляющим, например? Хотя, может, Нищебродский-старший на принцип пошел, мол, я сам в люди выбился, теперь очередь сына. С другой стороны, зачем Мотя держит крыс в комнате, подкармливает их, и какого черта, блин, засунул Лёню с Васей в холодильники? Неужели не понимал, что делает?

Размышления прервал грохот. Огромные кулаки молотили по двери так, что она билась о косяки. Сашка заскулила, я схватил со стола тяжелый подсвечник, а Вадик вооружился стулом. Как только окажусь в Москве, оплачу встречу выпускников и у всех на глазах набью Нищебродскому физиономию.

Увидев Дмитрия Степаныча, я выпустил подсвечник из рук, и тот отлетел в сторону.

– Дима!

– Я нашел Лёню и Васю, – выдохнул он, согнувшись пополам от быстрого бега. – Они…

– Они же мертвы, – ляпнул Вадик, забыв, что мы решили не говорить Сашке.

– Че… чего? – слабо прошептала она.

– Саш, понимаешь…

– Да вы придурки, я с вами никуда больше не поеду, – по-детски скуксилась Сашка и попятилась. – Что за шутки-то? Может, я и тупая, это вы, мужики, все умные…

– Не, Саш, мы сами не понимаем, что происходит, – сказал Вадик. Я никогда не видел его таким серьезным. – Чушь какая-то.

– Они живы! – почти взвизгнул Дмитрий Степаныч. – Они были в подвале за зеркалом, – он говорил непривычно много, быстро, сбивчиво. – Их там закрыли, они не знают, зачем. А в холодильниках… не знаю, что это, куклы или муляжи. Мы же их не… не трогали.

Мы с Вадиком посмотрели друг на друга и хором выплюнули:

– Мотя.

Это он засунул якобы трупы в холодильники, это он запер Лёню и Васю. Это он угостил нас чаем, в который наверняка что-то подмешал. Но зачем, боже, зачем?

– Когда стекло открылось, вы ушли, а я решил спуститься, – казалось, Дмитрий Степаныч долгие годы копил в себе слова, выдавая по одному, а сейчас избавлялся от них. Будто слова разъедали изнутри его легкие. – Спустился, там длинный коридор и жутко холодно, шел-шел, уткнулся в дверь. Ну и… вот.

– А где они? Где Лёня и Вася? И почему ты оказался на улице?

– Так там система хитрая. Зеркало только снаружи открывается. Именно поэтому Мотя все время стучался. Он спускался в подвал проведать парней, зеркало закрывалось, а Мотя выходил через другую дверь на улицу и все время придумывал, что за сыром, мол, ходил.

– А Вася с Лёней?..

– Тут они, ищут Мотю по дому, чтобы прибить.

– О чем думаешь, Алекс?

Я вздрогнул, услышав вопрос Сашки.

Думаю о надписи на зеркале: «Добро пожаловать в Дырявый отель».

– Думаю, что мы не первые.

– Дневники. – Вадик первым бросился в библиотеку и начал рыться на полках, отбрасывая ненужные книги за спину.

Я увернулся от нескольких и взялся за соседние стеллажи. Не то, снова не то. Детские сказки, Достоевский, Гюго, философия, учебники по матанализу, раскраски… Ну где же? Вот они, желтоватые тетради – новее, чем те, что мы уже прочли.

«Семнадцатое августа. Отдых начался с того, что я провалился в ступеньку. Дырявый отель, ничего не скажешь… Жена пошутила, что это похоже на проделки моих учеников…»

Добро пожаловать в Дырявый отель, да-да.

«Девятнадцатое августа. Дочка кричала во сне. Когда я вошел в ее комнату, сказала, что испугалась. Спросил, чего, ответила – мальчика».

Сердце ушло в пятки. Бред какой-то. Я взглянул на дату. Две тысячи шестой год. Косоглазый мальчик должен был повзрослеть. Если, конечно, это он упомянут в тетрадях, которые читал Вадик. Во что я категорически не верил.

«Двадцать второе августа. Мальчик действительно существует. Не маленький, каким я представлял по описаниям дочери; подросток лет шестнадцати, наверное. Хотя кто их разберет, этих акселератов, у меня девятиклассники все на пятикурсников похожи…»

Желудок рухнул вслед за сердцем. Я захлопнул тетрадку и потер глаза. Вадик пнул ни в чем неповинный стул и прорычал что-то невнятное. Мне послышалось, что он молится. А я подумал о маньяке-убийце, замаскированном под бабушку в платочке.

Маленький мальчик, который вырос в этой гостинице и с самого детства строил козни ее обитателям? Кто-то из нас несет чушь.

В окно поскреблись.

– Да это никак Мо-о-отя! – на грани срыва протянул Вадик. – Этот идиот опять ходил за сраным сыром и забыл ключи. Щас я ему выдам, – и рывком распахнул дверь.