Нищета. Часть вторая

Уже рассвело, тюфяки убрали, и Клара уселась на пол в углу, между Филиппом и бродягой, захваченным вместе с ними. Это был седобородый старик, настолько худой, что под кожей у него проступали все кости. Его тяжелые квадратные челюсти были судорожно сжаты; длинные тощие руки устало повисли. Он не лег, а скорее бросился на землю со вздохом облегчения. По его телу пробегала дрожь, как по телу упавшей лошади, которая уже не в силах подняться.

У ног Клары, свернувшись калачиком, словно щенок, примостился мальчуган лет восьми. Он озяб и кутался в лохмотья. У ребенка был такой старческий вид, что его можно было принять за карлика. Какой горький жизненный опыт уже успело приобрести это маленькое существо! Мальчик устроился здесь как дома. Видно, он попал сюда не впервые.

Появление Клары никого не удивило. Лишь двое или трое пробормотали:

— Во те на! Парнишка, переодетый девчонкой!

Общее внимание привлекал странный шум за стеной, наводивший на мысль о погоне за зверем. На этот раз облаву устроили не в поле и даже не на улицах, а в самом полицейском участке. По коридорам и лестницам бегали полицейские: глухое эхо повторяло их топот и крики:

— Сюда! Она, наверное, здесь! Вот она!

Оказалось, что сошедшая с ума девушка, которую доставили в участок, вырвалась из рук полицейских и с громкими воплями убежала от них.

Арестованные обменивались замечаниями:

— Это девушка из приюта для выздоравливающих.

— Да, ее отвезут обратно в Нотр-Дам де ла Бонгард.

Потрясенная Клара хотела было вскочить и крикнуть: «Это ищут меня!», но потом подумала, что Эльмина сама откажется от ненужной добычи.

— Конечно, ведь она вас знает, — сказал Филипп, угадав ее мысли.

Оба задумались. Вдруг шум прекратился, и наступила полная тишина.

— Она, вероятно, выбросилась в окно, — предположил кто-то. — Я видел, как ее схватили. Это красивая девушка, она сломя голову, полуодетая бежала по улице, время от времени останавливаясь и крича: «Я — Виржини! Виржини!» Ее поймали на парапете набережной в тот момент, когда она собиралась кинуться в Сену.

Говоривший, довольный произведенным впечатлением, разгладил рукой усы.

— Она убилась! — бросил на ходу один из полицейских.

Стало так тихо, что эти слова донеслись в камеру сквозь запертые двери. Все вздрогнули.

— Какое несчастье! — воскликнул кто-то.

— Напротив, какое счастье для горемычной! — возразил высокий старик.

Через некоторое время разговор возобновился. Он шел то в мрачном, то в шутливом тоне. Клара и Филипп не принимали в нем участия; на душе у них было тяжело.

Мальчуган все время натягивал на себя свои отрепья, пытаясь согреться; в конце концов они совсем разлезлись, и он нервно засмеялся. Клара сняла с себя шаль и отдала ему.

— Спасибо, дяденька! — сказал малыш, полагавший, что в камере могут быть только мужчины. Он снова закутался в лохмотья, а сверху прикрылся шалью, стараясь устроиться поудобнее. Не по летам серьезный, он уже притерпелся к горю. Видя, с каким отвращением Клара смотрит на ползающих всюду насекомых, он сказал, вздохнув:

— Что поделаешь, здесь не Лувр.

— Как тебя зовут?

— Пьеро, дяденька.

Этот разговор окончательно убедил всех в том, что Клара — переодетый юноша.

— Как меня окрестили при рождении — не знаю, — продолжал мальчик. — Имя Пьеро[26] мне дали уже потом, за то что я хотел получить луну. Ведь я был очень избалован!

Все его слушали; польщенный вниманием, он важно стал рассказывать о себе.

— Когда я был совсем, совсем махоньким, я жил в большущем доме с позолоченной мебелью; там было много слуг. Но однажды нас выставили на улицу, мамочку и меня. Она говорила: во всем виноваты кредиторы. Я тогда не знал, кто они, и воображал, что это какие-то звери. Теперь уж я знаю!

Мы долго шли; стало темнеть, мы заблудились. Я очень боялся. Какой-то мужчина погнался за нами; мы бросились бежать куда глаза глядят. Я уцепился за мамино платье, потому что она все время выпускала мою руку из своей. Мужчина все-таки догнал нас. Тут подоспели другие, и они кинулись на маменьку, уверяя, будто она хотела куда-то их заманить, но это неправда, мы старались убежать от них. Маму они увели, а мне удалось удрать. За решеткой была пустая собачья конура: я залез в нее и заснул. На другое утро я проснулся рядом с большим догом; он лизал мне лицо. Это была добрая собака, и я целую неделю приходил ночевать в ее конуру. Мы очень полюбили друг друга; дог оставлял мне кости, я их обгладывал. Но меня заметил хозяин. Он побил собаку, и я больше не решался туда ходить.