Нищета. Часть вторая

Холодный пот выступил на лбу у Жака, но он продолжал идти. Вдруг, как будто его толкала против воли невидимая сила, он направился в обратную сторону — туда, где лежал труп. Медленно, опустив голову, он шел, движимый инстинктом самосохранения. Вновь отыскав тело, Жак наклонился над ним, дрожа, словно сам был убийцей, и начал шарить в карманах блузы мертвеца.

С трудом сдерживая стон, готовый вырваться из груди, Бродар схватил бумажник. Колени его подкашивались. Неужели он решится на такой поступок?

Вдруг издалека послышался стук колес и свист кнута. Приближалась тяжело нагруженная телега.

Бродар лег рядом с убитым, ожидая, пока повозка проедет мимо. Но дороги в это время года плохи; возчик остановил лошадь почти против того места, где лежал труп, и сошел с фонарем поглядеть, в порядке ли телега. Скорчившись, сливаясь с мертвецом в одну темную массу, Бродар слышал дыхание возчика. Свет фонаря скользнул по ногам убитого.

Если возчик обнаружит в канаве лоток с товарами и его самого, притаившегося возле трупа и бледного, как этот труп, с чужим бумажником в руках — конечно, он примет его за убийцу! Волосы Бродара зашевелились от ужаса. Но возчик был занят только телегой и ходил вокруг нее. Лошадь захрапела.

— Что с тобой, Белянка? Волка почуяла, что ли? — спросил хозяин.

Телега снова тронулась; Бродар остался один с мертвецом. Но дело было еще не кончено: требовалось не только принять имя этого несчастного, но и оставить ему свое. Замирая от страха, сам холодея, как мертвец, Бродар снял с убитого платье и надел его на себя. Затем пришлось переодеть труп в свою одежду — процедура долгая и мучительная, занявшая в темноте много времени. Еще раза два, заслышав шаги прохожих, он ложился на землю и прижимался к покойнику. Ему казалось, что все кругом пропахло кровью, и он удивлялся, что шедшие по дороге не замечали этого… Наконец, оставив дубинку и лоток с товарами возле убитого, он направился уже не к дому Обмани-Глаза, а на улицу Глясьер, к торговке птичьим кормом. Сдерживая рыдания, он рассказал, что с ним произошло.

Старушка онемела от ужаса. Бродар, весь красный от возбуждения, продолжал:

— Да, да, я украл документы убитого. Поймите: жизнь для меня — это война со всеми, потому что все — против меня. Если мне попадется какое-нибудь оружие, какое-нибудь убежище — я должен ими воспользоваться. Эти документы — залог жизни моих дочерей. Посмотрите хорошенько, нет ли на мне следов крови?

Жак провел у старухи весь день; он то болтал с лихорадочной горячностью, то угрюмо умолкал. К вечеру он немного успокоился; его решимость окрепла, как у волка, спасающегося от облавы.

Среди документов покойного было свидетельство о рождении на имя Ивона Карадека, появившегося на свет в Сен-Назере 28 июня 1830 года. Затем паспорт на то же имя; описание примет могло подойти почти к любому человеку, лишь бы цвет волос и цвет глаз мало отличались от указанных. К счастью, глаза у Бродара были черные, как у Карадека, а волосы, брови и бороду, давно поседевшую, можно было выкрасить. Рост тоже почти совпадал.

В рекомендательных письмах мэр и другие лица отзывались о Карадеке, как о хорошем работнике. Его профессия позволяла Бродару укрыться где-нибудь в захолустье: Ивон был шахтером. В Париже он намеревался стать чернорабочим или землекопом. Ни в одном письме не упоминалось о жене и детях, что с одной стороны было удобно, но с другой создавало затруднения.

* * *

В газетах появилась заметка, которая несколько дней оживленно обсуждалась группой тулонских каторжников, по-прежнему интересовавшихся таинственным убийством в каменоломне. Лезорн, закутавшись в одеяло, внимательно слушал: