Нищий и принцесса

В комнате полумрак, играет приглушенная музыка, и царит странная атмосфера, как будто меня вызвали скрасить досуг, я не знаю куда примоститься, сажусь в кресло. Мы молчим, Скворец делает пару глотков, а потом идет к кровати, устраивается ближе к центру, облокотившись спиной на гору подушек, а потом поднимает на меня глаза, скользит рукой в сторону и два раза отрывисто стучит по месту, рядом с собой. Я хмурюсь. Зовет меня, как собаку. Мне очень обидно, прямо киплю, но решаюсь, что попробую поговорить с ним нормально в последний раз. Без дурацких масок. Просто расскажу, как мне было тяжело на это решиться и как больно до сих пор.

Я медленно поднимаюсь и иду к кровати, мягко опускаюсь на расправленную постель и сажусь полулежа, как он, совсем рядом.

— Если ты пытаешься показать, что вполне обеспечен, чтобы я пожалела, что так поступила, ты зря стараешься, — говорю спокойно, с ним я не хочу быть грубой, — Я пожалела в любом случае, даже если бы денег у тебя по-прежнему не было…

Скворец ничего не говорит, спускается с подушек вниз и подвигается ко мне ближе.

— У меня не было выбора. Это мама, понимаешь? Как я могла оставить мать гнить в тюрьме? Меня просто поставили в безвыходное положение, либо я выхожу замуж и мой муж покрывает все ее долги, чтобы ей не дали срок, либо она отправляется в колонию. Как ты думаешь, я могла бы жить спокойно, если бы это произошло?

Скворец подвигается еще ближе, приподнимает голову и укладывается затылком на мою грудь. Внутри все сразу же сжимается и замирает сердце. Он берет мою ладонь, поднимает ее в воздух и медленно перебирает мои пальцы и гладит длинные, глянцевые ногти. Я снова не дышу, осторожно запускаю свободную руку в его волосы. Я боюсь шевелиться, кажется, все вот-вот сломается. Еле его касаюсь, стараюсь дотрагиваться до него, как можно нежней.

— Мне тоже было очень больно и плохо… Ты даже не представляешь, что я чувствовала… Для меня это стало огромным ударом. Я так сильно тебя любила…

Я снова хочу разреветься, ощущаю себя очень слабой. Скольжу пальцами вниз к его лицу и зажимаю ему губы, чтобы Скворец ничего не сказал и всё не испортил. А потом мое сердце вновь обрывается, потому что он ядовито хмыкает в мою ладонь и начинает смеяться. Я чувствую себя униженной, сильно нажимаю на свою ладонь, чтобы он перестал так гадко ржать и со всей силы вдавливаю острые ногти в его щеку.

— Больно! — из под моей руки раздается приглушенный рык, в перемешку с хохотом.

Больно великому и не убиваемому Скворцу? Опять издевается, тварь! Естественно, я уже навела у Гофмана справки и знаю, чем он зарабатывает на жизнь. Впиваюсь ногтями еще сильней и медленно веду их от скулы к губам, чтобы разодрать кожу. Он перехватывает мое запястье и отлепляет от себя руку, а потом переворачивается на бок, лицом ко мне, оставаясь лежать на моем плече.

— Мне нравится, как твои грустные откровения оттеняет запах другого мужика, — говорит ядовитым голосом и глубоко втягивает ноздрями воздух, — Кстати, когда ты по очереди спала с нами обоими, тебе тоже было очень больно и плохо?

Сука! Хочется спихнуть его с себя и надавать затрещин, но пока лежу и тяжело дышу. Держусь еле- еле.

— До свадьбы он думал, что я девственница, — отвечаю, чтобы хоть в чем-то оправдаться.

— Расстроился, наверно, когда выяснилось, что тебя уже распечатали? — Скворец снова прыскает смехом, я тут же дергаюсь, но он опускает на меня руку и прижимает к кровати.

— Нет, в порыве страсти никто ничего не заметил! — начинаю крутиться и шипеть, как змея.

С одной стороны он давит на меня головой, с другой фиксирует предплечье, уверена, завтра будут синяки.

— Пусти! Ты просто отвратителен!

— А раньше говорила, что любишь… Обидно! — произносит комично.

— Такого не люблю! Любила прежнего, — я все еще пытаюсь отодрать корпус, чтобы подняться.

— Прежнего больше не будет, — он давит на меня только сильней.

Теперь я вырываюсь не на шутку, Скворец наваливается на меня сверху и пока я брыкаясь, перехватывает мои руки, дергает меня вниз и заводит их над моей головой. Я начинаю паниковать, отпихиваю его ногами, но ничего не выходит, наши колени стучатся друг об друга и скинуть его с себя мне не удается.

— Да пусти! — я бьюсь и всё еще стараюсь выкрутиться, только он сжимает меня все сильней и впечатывает в матрас тяжестью своего тела.

Сначала пищу, а потом вцепляюсь зубами в его ключицу, как можно сильнее стискиваю челюсти и захватываю кожу прямо через футболку.

— Шшшш, — Скворец морщится, опускает голову, упирается лбом в мое плечо и его хватка слабеет.

Пользуюсь случаем и выскальзываю из под него, отлетаю в другой угол, к креслу, где бросила сумку. Трясущимися пальцами, достаю из сумочки сигареты и прикуриваю. Не знаю, курит ли он дома, мне насрать!

— По-моему, на твоих боях тебе совсем отбили мозги и чувство эмпатии! — говорю раздраженно.

— Отбили, но не там! — Скворец ехидно скалится, поднимается и идет к своему стакану.

Наполняет короткий, прозрачный стакан золотистым виски до середины, и жадно глотает, даже не скривившись, словно там вовсе не алкоголь, а какой-нибудь чай.