Нищий и принцесса

— Я страшно скучал по твоей долбанутости. И по тебе… — Скворец улыбается.

— Ну всё, пошли! — я подозрительно кошусь на медсестру и тяну ему мою ладонь.

Когда он ее сжимает и мы выходим к лестнице, я громко визжу: «Подъем!» и специально топаю ногами, пока мы сбегаем вниз по ступенькам. Чувствую, как будто мне снова семнадцать и ничего плохого в моей жизни не было. Сейчас выйду на улицу и просто его сожру!

Выбираясь из окна первого этажа на свободу, я теряю свои большие, резиновые больничные тапки, поэтому вишу на Скворце, как обезьянка. Хотя, мне кажется, даже если бы не потеряла, все равно осталась сидеть на нем верхом, отпускать мне его совсем не хочется. Судя по тому, что он держит ладонями мое лицо, жарко целует и несет меня наощупь, ему тоже не хочется. Я бы шла так до дома, но через минуту он останавливается, съезжает руками вниз, подсаживает меня повыше, чмокает еще раз и отстраняется.

— Я был уверен, что его уже угнали… Не вытащил ключ… — озадачено смотрит на свой байк, валяющийся у забора, — Давай пока поставим тебя куда-нибудь, надо его поднять.

— Нет, — говорю обижено, — Я на нем больше не поеду… Ты водишь просто отвратительно, ты меня чуть не угробил.

— Не тебя, а нас, это огромная разница! — Скворец вздыхает и трется щекой о мою щеку, — И ты водишь не менее отвратительно и тоже чуть нас не угробила, но я не жаловался.

— Больше я на него не сяду… И ты понимаешь почему…

— Стелла, мы об этом еще поговорим… — он хмурится, а потом нежно меня целует, — Такси будет ехать целую вечность, а нам с тобой срочно нужно домой! Прямо очень, очень срочно! Давай ты потом повыеб*ваешься! Хочешь, я продам его и куплю другой, на который кроме нас с тобой больше никто не сядет?

— Только, если это будет такая же развалюха, как у нас была раньше! — я улыбаюсь.

— Хорошо, купим развалюху! — Скворец тоже улыбается.

— Правда?

— Правда! — крепко меня стискивает и снова целует.

— Ладно! — я смотрю на него коварным взглядом, — Заводи свою предательскую тарантайку…

И правда, домой нам лучше поторопиться… Только байк так и лежит у забора, потому что мы опять слишком сильно заняты друг другом.

— Может, твое письмо не случайно попалось мне так вовремя? — выдыхаю в его приоткрытый рот и слегка прикусываю нижнюю губу, — Мне так плохо было, а тут как будто специально…

— Угу, — мурчит Скворец и снова смущается.

— Только мы увиделись не вечером, а на следующее утро…

— Нет, всё там было правильно… Я пришел вечером, но ты спала.

— Мне снилось, что мы целовались, — говорю загадочно.

— Тебе не снилось, сучара… Ну все, пожалуйста, поехали, скорее, пока я не потащил тебя в кусты!

Глава 14

Скворец

— Вот что ты наделал? Где все мои уродцы?

Стелла лежит рядом, водит пальцем по моему животу и груди и рассматривает мои новые татуировки.

— Неужели совсем не жалко? Это же память!

— Они все еще там, просто их больше не видно…

Я тоже нашел на ней новые татуировки. Маленькое сердце на косточке бедра и тонкий колос вдоль позвоночника, между лопаток. Стелла скользит ладонью выше и аккуратно, едва касаясь, проводит пальцами по моему шраму под ребрами, тоскливо заглядывает мне в глаза и виновато выпячивает губу. Я морщу нос и грустно улыбаюсь. Надеюсь, эту тему обсуждать мы не будем.

Когда мы вернулись домой из больницы, первые два дня мы даже не ели, только кусались и целовались. Или не только… Попробовал ее фетиш, что-то в этом есть, действительно помогает, когда не можешь совладать с эмоциями. Справиться с ними было и правда тяжело, их было так много, совершенно разных! От безумной любви до дикой ревности. Рядом с ней чувствовал успокоение, как только отходил, дурные мысли опять возвращались. Да и сучара совсем не вела себя, как нашкодившая и тихая, в перерывах между поцелуями предъявляла мне миллион претензий. Мы поссорились раз пятьсот, и один из них так сильно, что сгорел подлокотник кресла и мы оба подумали, что таким темпом мы точно друг друга убьем и надо с этим завязывать, пока опять не привыкли и не наковыряли в сердцах друг друга новых дыр. А потом снова гладили и обнимали друг друга и решали, что это можно отложить до завтра. Или до послезавтра. В общем, к концу недели стало понятно, что в этот раз мы точно никуда больше не денемся. Но свернуть шеи можем, ведь обиды все равно сидели в груди. Тогда мы договорились поговорить обо всем совсем откровенно, рассказать, что за эти пять лет у нас происходило плохого и хорошего, что мы чувствовали, какую дичь творили. Если отпустить не получается, надо попробовать понять. Я больше не хочу на нее злиться. Кажется, я готов принять любое дерьмо, что она сделала.

— Кто первый? — Стелла вздыхает.

— Не знаю… Давай на камень- ножницы- бумага…

— Давай! — она соглашается и мы начинаем трясти в воздухе кулаками.

— Раз, два, три!

— Ахаха! — гогочет моя сучара, которая выставила бумагу против моего камня, — Я знала! Ты как всегда через чур брутален! Ты проиграл и ты первый!

Я устало цокаю, опускаюсь ниже, облокачиваюсь об стену, тяну Стеллу на себя, пристраиваюсь поудобнее и зажимаю ладонью ее рот.