Пустынные улицы постепенно заполнялись шумными толпами. Появились и милиционеры, взявшиеся за регулировку проезда, с целью обеспечить колонне королевской армии беспрепятственный проезд, и, попутно, хватавшие всех кто осмеливался открыто высказывать недовольство возвращением государя.
Отточенные социальные механизмы быстро отойдя от шока из — за внезапно сменившейся власти, завертелись в многолетнем настроенном ритме. Люди дружно выстроились по обеим обочинам дороги и, как было велено начальством, душевно приветствовали Короля.
Его Величество, с абсолютно равнодушным видом, восседал уже на заднем сидении лимузина (за рулём его сменил член рядового состава), он устало зевал, демонстрируя, как ему докучает этот всеобщий восторг от его появления.
Заяц же, наоборот, стоял во весь рост, сверкая орденами, и приветственно помахивал лапкой в ответ на ликующие крики.
Зайчиха просто сидела, закутавшись в шубу и грызла край мундштука, так как сигареты у неё вышли.
Народ ликовал!
В большом тронном зале украшенном гобеленами с королевским гербом, под десятью хрустальными люстрами с позолотой негде было яблоку упасть. Живое море людей — все в роскошных костюмах, сверкая драгоценностями и жемчужными улыбками ожидали каждый своей очереди на честь засвидетельствовать Королю многоземельному своё низкоподданическое расположение. Они скопились в дальней половине зала и по очереди, кто с супругой или каким другим родственником, по выкрику церемониймейстера, переходили по узкой красной ковровой дорожке тянувшейся через второю половину зала к подножию золотого трона, на коем, под алым балдахином, восседал Его Величество.
— Его превосходительство — королевский прокурор и его превосходительство сенатор верхней палаты парламента! — церемониймейстер ударил окованным концом посоха по мраморному полу, вызывая на поклон к государю сразу двух влиятельных господ, ибо были они братьями.
Два толстых увальня, с зализанными гелем седыми волосами, затянутые в костюмы от Версаче, с рыцарскими лентами через плечо, да с орденами, размером с блюдце, за усердную службу на благо отечества, робко вышли вперёд, и взяв друг друга за потные ладошки, быстро перекрестились и, вперевалочку, как две жирных уточки, заковыляли по красной дорожке, помеж двух рядов королевских гвардейцев — усачей в меховых шубах.
Его Величество вальяжно раскинулся на троне, выставив вперёд одну ножку в алых панталонах и белых чулках, он поигрывал носочком усыпанной бриллиантами туфельки (тяжёлые уродливые пынеходы он забросил).
Выражение лица у Короля было утомлённое, он с самого утра принимал желавших облобзать его руку, а стоявший рядом Заяц, в парадном кителе, обтирал королевскую руку после поцелуев батистовым платочком. На плече у августейшего примостилась педерастическая обезьяна, в лапах у неё была толстая пачка денег, часть из которых уже была у примата в пасти, и обезьяна, тщательно работая челюстями, пережёвывала излюбленное лакомство.
— Любопытно куда это моя сестричка — шельма подевалась? — разговаривал Заяц с государем, натирая ему ручку перед предстоящим целованием.
— Соскучился? — лениво спросил Король.
— Что ты! — Заяц закончил вытирать руку и провёл рукавом по наградам на кителе, ему показалось, что они, слегка, запылились — просто предпочитаю точно знать где она находится, для собственной же безопасности.
— Так она получила от меня маленькое имение с пятью десятками хлопов, — Король внимательно разглядывал медленно приближавшихся к трону двух толстяков — и, представь, сразу его продала, и, последнее что я о ней слышал, купила билет на поезд следующий на загнивающий запад.
— Вот же сука, — огорчённо произнёс Заяц — а обещала, что меня управляющим надзирателем к себе возьмёт.
— Опять тебя обманули, — без малейшего сочувствия сказал монарх.
— Я бы на её месте тоже так сделал, — признался Заяц.
— Не бойся, я тебе при дворе местечко найду, — пообещал Зайцу августейший и протянул подошедшим, для поцелуя, руку.
Сенатор страстно припал бескровными холодными губами к пухлой королевской руке, укрытой искусно вышитым манжетом.
Не менее, а то и более жарко припал к королевской руке королевский прокурор.
Когда целование окончилось, Король передал руку Зайцу под протирку, а сам, искосо глядя на не смевших поднимать головы чиновников, с притворным сомнением спросил:
— А что господа, не виделись ли мы с вами как — то вечером в леску? Не припоминаете?
Чиновники побледнели ещё сильнее, и не находясь, что ответить упали, уткнувшись лбами в пол у ног Короля.
— Прости нас, Величайший! — молили они — Ты же тогда, как холоп был, а мы в своих угодьях любого хлопа замордовать вольны! К тому же и пьяненькие мы были! Сжалься над нами, мы будем тебе верно служить, пока ты при власти!
— Ну ладно — ладно, — Король сделал милостивый жест рукой — будет вам! Если я благородных господ казнить стану налево и направо, то кого же мне тогда на должностя ставить? Не холопов же!
Сенатор и прокурор угодливо захихикали.
Король склонился над ними — дал каждому по пощёчине и отпустил со словами:
— Проваливайте, сукины дети!