Нищий, вор

– Я до смерти боюсь, – сказал Билли. – Боюсь за всех нас.

Уэсли серьезно кивнул головой.

– Я дойду с тобой до стоянки, – сказал Билли. – Я забыл поднять верх у машины, а скоро, похоже, пойдет дождь. – На стоянке Уэсли помог ему поднять верх и задраить стекла. – Уэсли, – сказал Билли, – а все-таки, может, нам с тобой махнуть на машине в Париж? В теннис по дороге поиграем, покутим… Ты мог бы позвонить своей девушке и сказать, чтобы она приехала туда. Подумаешь, какие-то десять дней! Ведь уже столько лет прошло.

– В теннис я с тобой играть согласен, – ответил Уэсли, – но только здесь. Спокойной ночи, приятель.

Билли посмотрел вслед высокой фигуре в темном костюме со слегка оттопыривавшимся карманом, покачал головой и пошел в отель. Дверь он запер на два оборота.

На следующее утро он проснулся рано и попросил прислать в номер газеты. Ему принесли специальные выпуски, посвященные фестивалю, и «Нис-матэн». На первой странице Билли увидел фотографию человека в темных очках, стоявшего между двумя полицейскими. Лицо его показалось Билли знакомым. Он узнал приятеля Моники из Дюссельдорфа, торговца замороженными продуктами. В заметке под фотографией говорилось, что этот человек арестован по звонку в полицию неизвестного лица и что у него была найдена бомба, спрятанная в футляре кинокамеры. Человек, звонивший в полицию, говорил по-французски с сильным южным акцентом.

Читая эти строки. Билли улыбнулся. И кроме Уэсли, подумал он, в нашей семье есть актеры.

На следующее утро в маленьком открытом автомобиле они поехали в тихий загородный клуб в Жуан-ле-Пэн играть в теннис. Уэсли был в джинсах, выгоревшей хлопчатобумажной рубашке и твидовом пиджаке с обтрепанными рукавами и совсем не походил на актера, которому пресса предсказывала головокружительную карьеру. Билли с отвращением дотронулся до его кармана:

– Неужели ты не можешь расстаться с этой проклятой штукой, даже когда идешь играть в теннис? Мне все время кажется, что, если я начну выигрывать, ты возьмешь и пристрелишь меня.

– Где я, там и он, – снисходительно улыбнулся Уэсли. Когда они переоделись и отправились на корт, он накинул пиджак поверх теннисного костюма, а перед самым началом игры аккуратно свернул его и положил на скамейку возле сетки, где пиджак все время был на виду.

В первый день Уэсли играл так же самозабвенно, как и в Испании, с яростью бил по мячу и чаще всего попадал в сетку или в аут. Через два часа Билли сказал:

– На сегодня достаточно. Если бы ты в кино так играл, тебя бы даже по билету в зал не пустили.

– Молодой задор, – усмехнулся Уэсли, накидывая пиджак поверх мокрой от пота рубашки. – Обещаю исправиться.

– Это когда же?

– С завтрашнего дня, – заверил Уэсли.

В раздевалке, кроме них, никого не было, но Уэсли потребовал, чтобы они шли в душ по очереди и не оставляли пиджак без присмотра.

– Много я делал глупостей, – ворчал Билли, – но караулить пиджак мне не приходилось. – Уэсли начал раздеваться. Глядя на его мускулистую спину, длинные, крепкие ноги. Билли добавил: – Мне бы такое сложение, я бы уже давно дошел до финала в Уимблдоне.

– Нельзя иметь все сразу, – заметил Уэсли. – Ты зато умный.

– А ты разве нет?

– Похвастаться нечем.

– Ты далеко пойдешь в своей профессии.

– Если я ее выберу, – сказал Уэсли, направляясь в душ.

Минуту спустя Билли услышал сквозь шум льющейся воды голос Уэсли, который пел «Мне на голову падают капли дождя…». Если кто-нибудь зайдет в раздевалку, подумал Билли, и услышит это беззаботное пение, то в жизни не догадается, что парень днем и ночью носит при себе пистолет.

Когда они шли к машине. Билли сказал:

– Если ты бросишь кино, мать никогда тебе не простит. Да и я тоже.

Уэсли молча плюхнулся на сиденье и стал насвистывать мелодию из своего фильма.

На следующее утро Уэсли сдержал обещание и играл спокойно. Казалось, он вдруг усвоил тактику игры и чередовал удары, не стараясь гасить каждый мяч. Через два часа Билли наконец выдохся, но выиграл все четыре сета. А у Уэсли даже дыхание не участилось, хотя он бегал вдвое больше, чем Билли. И снова, как накануне, он заставил Билли караулить его пиджак, когда они пошли в душ.

На третий день им удалось поиграть всего час: Билли обещал вернуться рано, чтобы Гретхен и Доннелли могли съездить на его машине в Мужен пообедать. В Канне после демонстрации картины Гретхен не оставляли в покое ни на минуту, и постоянное напряжение стало уже сказываться.

За час Билли и Уэсли сыграли только один сет. Билли пришлось бороться за каждое очко, но все же он выиграл со счетом 6:3.

– Уф-ф-ф, – отдувался он по дороге в раздевалку. – Зря я тебя утихомиривал. Если так пойдет и дальше, от меня ничего не останется.

– Детская игра, – самодовольно сказал Уэсли.

Когда они одевались, раздался сильный взрыв.

– Это что еще? – спросил Билли.

Уэсли пожал плечами.

– Наверное, газовая труба взорвалась.

– На газовую трубу не похоже, – сказал Билли. У него слегка закружилась голова, и он сел на скамейку. В раздевалку вбежал управляющий.

– Мсье Эб-б-бот… – Он заикался от страха. – Идите скорее. Это ваша машина… Случилась беда.