– Вашей дочери на свежий воздух почаще надо выходить. Да и общение не лишним будет, а, наоборот даже, польза одна. Главное во всём соблюдать меру. Ей никак нельзя переутомляться. Организм у неё пока ослаблен болезнью.
– Оно-то всё так. Выношу её к ребятне. Слушает их, улыбаться начинает.
Мы уже вошли внутрь. На печке лежала девочка двенадцати лет, худенькая с измождённым лицом.
– Я всё делал, как вы говорили, Фридрих Карлович. Вот – показывая на пустые аптекарские баночки, сказал Сомов, – все ваши лекарства извёл. Дочке уже заметно лучше. Но боюсь, как бы чего не вышло, бывает по ночам в жар бросает.
– Давайте, я для начала её осмотрю. А вы, Макар Ерофеевич, посидите рядом.
Осмотр меня обнадёжил, Леночка шла на поправку.
– Вот что, Макар Ерофеевич, поводов для беспокойства я не нахожу. Поэтому попрошу вас от ненужных сомнений избавиться. Они вредны. И мой вам совет, впредь не возвращайтесь к плохим мыслям. Думайте лучше о хорошем, невзирая ни на что. Дочка ваша выздоравливает.
Леночка слушала и смотрела то на меня, то на своего отца. Мне она очень нравилась. В ней была некая таинственность, несмотря на ране подростковый возраст, чувствовалась способность на глубокие переживания. Передо мной сидела будущая великая артистка. Я знал, что её трудолюбие и целеустремлённость обязательно приведут к мечте – чудесной, славной, делать мир чище, ярче. Так, среди войны, каждодневных опасных будней, ковался характер новых людей, кому предстояло вдохновлять и зажигать сердца, чтобы единение, устремления в светлое никогда не исчезли с лица земли.
– Ей нужно только питаться получше – продолжал я говорить Сомову.
– Понимаю – поник головой Сомов, – у меня и так, вы знаете, семь ртов, да ещё деревенские прибегают. И так все полуголодные бегают. Полицаи ещё последнее забирают. В лес не сунешься, сразу партизаном тебя объявляют. Дети на рыбалку бегают, тем и спасают.
Я достал продукты, что привёз с собой, зная о бедственном положении семьи Сомова.
– Макар Ерофеевич, вы, пожалуйста, поймите меня правильно. Вот, возьмите, продукты и здесь лекарство, которое вам необходимо. Продолжайте давать Леночке как раньше. Не забывайте, принимать следует строго по часам. И тогда увидите прежнюю весёлую, жизнерадостную дочку.
– Ведь так, Леночка? – обратился я к девочке.
– Да, я буду здоровой! – утвердительно ответила та и посмотрела на отца взглядом, говорящим: «и никак иначе».
Слёзы выступили на глазах бывалого солдата.
– Спасибо, Фридрих Карлович. Таких запасов нам надолго хватит.
Я хотел ответить, но неожиданно в окошко со стороны огорода и леса тихо постучали. Мне показалось, что кто-то даже кидал маленькими камешками. Хозяин дома поднялся и выглянул осторожно, его лицо сразу стало серьёзным и сосредоточенным. Он оглянулся в мою сторону и проговорил торопливо: «Посидите здесь, Фридрих Карлович, сейчас приду».
Скрипнула входная открывающаяся дверь и послышался командный голос Макара Ерофеевича не терпящего сейчас никаких возражений: «Ну-ка, быстро, марш по домам». Было слышно, как проворно ребятишки спрыгнули с крыльца и разбежались. А дети Сомова вошли в избу и точно по указке расселись по лавкам. Я невольно оказался в центре внимания, будто в роли артиста на сцене, от которого юные зрители ожидали представления. На меня смотрели с интересом и вниманием. Молчанка продолжалась минут десять или пятнадцать, пока не явился отец большого семейства.
– Так, сидите здесь тихо – наказал он к детям.
– Фридрих Карлович, пойдёмте, пожалуйста, со мной.
Сомов выглядел крайне встревоженным. Я заметил, как он мимолётно обвёл взглядом своих чад, и понял, дело серьёзное. Мы обошли дом и подошли к покосившемуся от времени деревянному сараю. Возле него в высокой траве лежал человек. Я узнал в нём местного лесника Вяткина Николая Степановича, которого видел последний раз летом сорок первого года. Лесник выглядел измождённым, со впалыми щеками, с кровоподтёками. Одежда вся была изорвана, через её прорехи проглядывали сильные ушибы и гематомы. Сомов попросил меня его осмотреть, а сам отправился «на разведку». Вернулся он быстро, сказав, что пока никого нет Николая надо перенести в дом и спрятать в подпол. Есть у него в избе одно укромное место, найти которое крайне сложно, практически невозможно.