Нить наяды

— Только не умничай, Кирюша! Может, и так, но пусть тебе скажут об этом специалисты. Сама Гиппиус писала, что Дмитрий произвел на нее впечатление широкими энциклопедическими знаниями и тем, что умел говорить интересно — об интересном.

— Точно, покорил умом и сообразительностью. Убедительная причина для замужества!

— Почему нет? Я твоего деда тоже не за экстерьер выбрала.

— А за что? Неужели…

— Только не надо пошлостей! Твоя работа действует на тебя разлагающе!

— Прости, бабуль, но я не верю в такой брак. За ум человека можно ценить, уважать, можно с ним дружить, но замуж!

— Э, да ты у нас романтик…

— И что в этом плохого?

— Да ничего, собственно. Не пойму только, почему тогда ты вышла за Гречина.

— Во всяком случае, не потому, что у него имелась трехкомнатная квартира.

— Неужели по любви?

— Если хочешь знать, то да! По любви!

— Бедняга.

— Ну, завела пластинку. Эту тему мы давно обмусолили. До каких пор ты будешь об этом говорить?

— До свидетельства о разводе, хотя, боюсь, не доживу.

— Это я не доживу, потому что ты меня в могилу вгонишь своими приставаниями.

Кира злилась и очень правдоподобно, хотя на самом деле втайне ей нравились эти бабушкины заходы.

Гречина Гордея, конечно, ненавидела, но ненависть свою порой выражала оптимистично и даже весело, чему Кира искренне удивлялась. Будто бабушка ни минуты не сомневалась, что, наигравшись в брак, внучка в конце концов взбрыкнет и сбросит с себя надоевшие путы.

Их разговоры на данную тему напоминали пинг-понг и никогда не оставляли тягостного впечатления. Даже наоборот. Поговорив об этом, Кира как будто утешалась. Хотя было неясно, чем именно.

— У меня есть старинная подруга, — вдруг сказала бабушка и почему-то хихикнула. — Отличный психиатр. Сброшу тебе ее телефон. Позвони. Только на меня не ссылайся.

— Почему?

— Мы уже тридцать лет не разговариваем.

— Из-за чего поссорились?

— Она хотела отбить у меня любовника.

— Дедушку?

— Какого дедушку! Да за твоего деда я бы ее убила! Нет, речь совершенно о другом человеке.

— Подожди-ка, — наморщила лоб Кира, — но тридцать лет назад ты уже была моей бабушкой.

— И что?

— Ну как что? Какие любовники?

— Не знала, что ты ханжа и шовинистка.

— Я не ханжа, но…

— Тогда прекрати держать меня за нимфоманку. Лучше мотай на ус насчет Ляли. Если сумеешь ее заинтересовать, она разложит эту Гиппиус по полочкам. Впрочем, сильно напрягаться не придется. Ляля обожает поэзию Серебряного века, но терпеть не может Ахматову.

— Блин! Ахматова тут с какого боку?

— А с такого, что Гиппиус ее тоже не любила.

— А кого она вообще любила, эта Гиппиус?

— Из женщин однозначно никого, хотя ее подозревали в том, что она латентная лесбиянка. Ведь и с мужиками у нее не очень ладилось. С Акимом Волынским она возилась довольно долго, но, кажется, до грехопадения дело так и не дошло. Одно время они вообще жили втроем: Зинаида Николаевна, Мережковский и Дмитрий Философов. Последний, кстати, был двоюродным братом Сергея Дягилева.

— Это который «Русские сезоны» в Париже устраивал?

— Он. Дягилев с Философовым были любовниками.

— И зачем мы об этом говорим?

— Несмотря на то что все считали отношения в триаде Мережковские — Философов извращенными, интимной связи там не было и быть не могло.

— Что-то я вообще ничего не понимаю про эту Зинаиду. Она, что ли, весталка была? Идейная девственница?

— Так, а я о чем? Было в ее жизни такое, что породило отвращение к отношениям некоторого типа.

— Какого именно?

— Кирюха, не беси меня! Ты же в академии училась!

— При чем тут мое образование?

— Оно формирует способность к анализу, синтезу и обобщению.

Кира закатила глаза.

— Ты меня уморишь научными терминами. Лучше расскажи, кого там увела у тебя подруга?

— Всего лишь попыталась! Всего лишь! Но не на ту нарвалась! Чужой земли не нужно нам ни пяди, но и своей вершка не отдадим!

— Не знала, что ты такая собственница, бабуль.

— Ты вообще плохо меня знаешь, — гордо заявила Гордея Яковлевна и понизила голос, как будто их мог слышать кто-то еще: — Ладно, расскажу, только матери своей не передавай. Она такая нетолерантная.

Кире оставалось только диву даваться.

А бабуля-то, оказывается, у нее — огонь!

После бабулиных признаний на рандеву с Лялей Исааковной Бутман Кира шла с особым любопытством. Ей не терпелось посмотреть на ту, с которой гордая Гордея билась не на жизнь, а насмерть из-за мужчины. Она даже представила несостоявшуюся разлучницу. Должно быть что-то сдобное, пышное и блондинистое. Во всяком случае, в прошлом. То есть совершенно противоположное бабушке.

Каково же было ее удивление, когда ей навстречу вышла Гордея дубль два. Та же сухопарость, тот же пучок на затылке. Крупные черты лица, узкие губы. Даже пристальный изучающий взгляд тот же самый. Черт! Да они как двойняшки! Стоило неведомому бабушкиному любовнику менять одну на другую?

— Майор Смородина, Следственный комитет, — представилась Кира и пожала сухую твердую ладонь знаменитого психиатра.

— Вы внучка Гордеи? — тут же спросила Ляля Исааковна.

Кира, которая уже открыла рот, чтобы начать излагать суть просьбы, заткнулась и в смятении заправила за ухо прядь волос.