И, появляясь, исчезают вновь… Я шел по улицам района и не узнавал их… И ничего нет нового под солнцем… Прямой и бескомпромиссный уличный говор… Романтика понятий уличной справедливости погибла на районах сотен городов отчаянной советской глубинки, чтобы вновь воскреснуть на окраинах Москвы, Парижа, Лондона, Милана… И вот, все суета и погоня за ветром… Темнота внезапно наполнилась волной криков, мата и звуков отчаянного, зубодробительного мордобоя… И отдал я сердце мое, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость; и узнал я, что это томление духа… Солнце садится, и люди переполняются злобой… Нет, мы не сдали их, не уступили более сильному или удачливому сопернику… Хуже всего приходилось тем, кто оказывался поверженным на землю… Оборванцы, чернь, охлократия, простонародье – доказывают, увы, скорее вину тех, кто господствует, чем тех, кто страдает… И любовь их, и ненависть их, и ревность их давно исчезли… Наше тело более способно переносить стужу, зной и труды, чем их тело… Помните, что мы центровые короли… Она исчезла из моей жизни окончательно, бесследно и безнадежно… Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь все дни суетной жизни твоей… Бесчеловечный холод из-за края обрыва… Из-за женщины, не блиставшей добродетелью, греки десять лет осаждали Трою… И дух наш, слава богам, тоже тверже их духа… Эти улицы наши!.. Каждодневная, ежеминутная борьба с внутренними демонами… Ты можешь стать агентом революции на своем рабочем месте… Войти через парадную дверь… Они просто погибли, пропали вместе с нами… Мы идем по пустошам ненависти… Бывает, скажут о чем-то: «Гляди – это новое!», а уже было оно в веках… Когда я снова
уеду отсюда, на наших улицах не останется даже воспоминаний о прошлом… Возможность поражения, сокрушительного и тотального… У воина нельзя украсть его гордость… Все, что сулила, исполнила Гудрун… Задрожат стерегущие дом, и скрючатся мужи сильные…Доехав «зайцами» до Северного вокзала, они просто подтягиваются на перекладинах массивных, в человеческий рост, турникетов, оборудованных шпалами и вращающимися плексигласовыми перегородками, протискиваются на глазах у разномастной толпы снующих туда-сюда пассажиров сквозь довольно узкое пространство наподобие пустой металлической фрамуги над автоматическими дверями и спрыгивают вниз. Наверное, Федян, с его нынешними габаритами, здесь «зайцем» не ездит, ведь он там просто не пролезет, думает Альберт. Пацаны присоединяются к довольно внушительной толпе своих приятелей – их на привокзальной площади уже собралось человек семьдесят-восемьдесят. Альберт заворачивает за угол, где в одном из местных баров его дожидается Жюль Девьен.
В Париже шестидесятых
Мы считаем уничтожение идолов самой настоятельной практикой свободы, особенно если эти идолы выступают от лица свободы.
Леттристский Интернационал, 2.11.1952 г.