Нить времен

Объявив всю окружающую действительность искусственно созданной иллюзией, плодом изощренного заговора господствующих элит, фланеры были одержимы поиском «реальной жизни», как некоего волшебного напитка, скрытого в труднодоступных чертогах. Как в шелковистом коконе, они жили в своем идеальном мирке, в котором они были рыцарями и отважными героями, вождями всколыхнувшихся масс, автомифологизированным авангардом искусства и политической мысли. Звеня воображаемыми шпорами, они упоенно неслись по зачарованному лесу своих галлюцинаций, попутно слагая самовосхваления и щедро сея осколки своих отражений по ветру истории, породившему с течением лет целую отару поклонников и подражателей всех пород, рас и мастей. Они в числе первых начали говорить о смерти искусства, о его замене истинной жизнью, столь же отчаянно искомой, сколь тщательно сокрытой в нашем иллюзорном мире, созданном заговором гениальных и дьявольски изобретательных мультимиллионеров. И если они признавали Кандинского отцом абстрактного самовыражения и разрушителем линейной перспективы Возрождения, то отвергали ограниченность его художественного видения евклидовой геометрией. Как на своих «промышленных» полотнах, так и в окружающей их действительности они отмечали прежде всего многомерность пространства. Если Кандинский стоял перед холстом, творя яркие пятна из потеков красок, то его последователи в абстракции, отходя от холста, превращали эти потеки в линии, а отходя еще дальше – в пестрые точки. Фланеры, дрейфуя сквозь густые туманы игрового пейзажа, удалялись от холста до тех пор, пока он сам не превращался в цветную точку на горизонте. Беккета и Роб-Грийе они считали бездарными эпигонами дадаистской идеи, Раймона Кено автором одной бесконечно пустой страницы, но при этом были настолько уверены в оригинальности собственной революционной доктрины, что сделали немало высокомерных выводов, чью комичность столь беспощадно обнажает теперь время. Те же сюрреалисты, которых они походя объявили служителями преданной революции и реформистами общества зрелища, на фоне фланеров-оппортунистов обретают, спустя без малого столетие, определенные возвышенность и благородство.

Рабочий класс фланеры-оппортунисты вполне традиционно считали коллективным мессией, которого, впрочем, надо было хорошенько выдрессировать, чтобы он как следует справился со своей исторической задачей. Например, для начала неплохо было бы отучить всех наемных трудящихся Франции… работать! Все равно в ближайшие десять лет, согласно их анализу, промышленное производство будет на сто процентов автоматизировано, и весь человеческий труд будет сведен к обслуживанию машин ограниченной кастой кибернетических специалистов. Так вот, необходимо уже сейчас принять меры к тому, чтобы в эту касту попали только нынешние менеджеры и бюрократы, а все остальные пусть начинают экстерном обучаться веселой науке безделья, фланирования и попоек. Составленный Роже Латраппом манифест назывался «Искусство лодырничать» и, по его словам, был написан для избранных умов, вместе с которыми он будет создавать новые города, когда они встретятся, подобно тому как нашли друг друга Дягилев, Пикассо и Стравинский, чтобы творить новый балет. Ко всему остальному обществу «пассивных зрителей» Латрапп применял ницшеанский термин «последние люди». Соответственно, собственную группировку он называл алхимическим экспериментом в области образа жизни «тотальных людей» будущего, высших существ. Он обещал прокатиться со своими товарищами по городам Франции железным потоком, подобно колонне Дуррути, растормошить пролетариат, погруженный в спячку выживания умеренной дозировкой ежемесячного оклада, и вручить ему кубок с зельем, пробуждающим к истинной жизни. Воспрянувшие ото сна горожане, разумеется, должны будут формировать рабочие советы в своих артелях и вводить режим прямой демократии, в соответствии с дотошными инструкциями «тотальных людей». Только после этого кавалькада Аннюйе – Латраппа покидала бы форт, чтобы мчаться все дальше, к самым дальним пределам Дикого Запада, всего известного мира, освобождать все новые племена и народы. Им мало было одного государства, как Ленину и Троцкому, признавался Латрапп, им нужен был весь мир, над которым они, впрочем, будут доминировать лишь столько, сколько сочтут разумным. Ведь после этого они непременно должны будут стать астронавтами, вдохновенно предсказывал он на страницах журнала, чтобы отправиться на звездолетах покорять неизвестные пространства, создавая всюду планетарные колонии фланеров и астероидные островки свободной личности, которую не сможет подчинить никто во Вселенной. Подход Латраппа, одобренный основателем движения Гийомом Аннюйе, со временем стал основной идеей фланеров-оппортунистов: человечество не живет настоящей жизнью, оно погружено в искусственный сон, гипноз, ведет существование зомбированных овощей. Человечество надо разбудить, и в наше время только Латрапп и Аннюйе знают как.