Нити Данталли (СИ)

Молодые жрецы в отличие от обывателей полностью отдавали себе отчет, какое событие ознаменует этот день, вписав сегодняшнюю дату в историю города, и оттого выглядели мрачными и напряженными. Если приглядеться, в глазах каждого из них можно было увидеть страх неизвестности. Никогда прежде в Олсаде не устраивали сожжения, особенно сожжения пособника данталли, что само по себе считалось спорным мероприятием. Далеко не все разделяли позицию Бенедикта Колера о том, что человек, связавшийся с демоном-кукольником, заслуживает такой казни.

Каждый последователь местного Красного Культа сейчас думал лишь об одном: народ не примет такого действа, взбунтуется, начнется бойня, и никто не сумеет ее утихомирить. Особенно при учете, что Колер — из принципа ли, в угоду собственному капризу ли — отказался произносить речь на помосте самостоятельно и поручил это Киллиану Харту, совершенно не имеющему опыта в подобных делах. Фанатичному выходцу из Хоттмара это, возможно, казалось неплохим экспериментом — даже если толпа взбунтуется, старший жрец Кардении рано или поздно покинет Олсад и забудет о такой неудаче, как о страшном сне. А вот местному отделению Культа от этой неудачи так легко не отделаться. Невозможно было предугадать, как повернется дальнейшая судьба жрецов, если город выступит против казни.

В свете этого каждый из молодых последователей внутренне проклинал тот день, когда Бенедикт Колер появился в городе.

Толпа тем временем все росла. Внутри нее понемногу поднимался гомон голосов: люди, ежась от утреннего осеннего холода, осторожно, пока еще тихо, но с неподдельным интересом обсуждали предстоящее событие. Открыто свое неприятие никто еще не выражал, но молодые жрецы были уверены: то ли еще будет.

Спустя примерно четверть часа Бенедикт Колер в компании Ренарда Цирона, Иммара Алистера, Киллиана Харта и Урбена Леона появился на площади. В их окружении, закованный в цепи, медленно шел Ганс Меррокель, с трудом переставляя ноги. Каждый шаг отражался на его лице мучительной гримасой. Осунувшееся лицо со следами вчерашних побоев покрылось липким потом, на одежде виднелись кровоподтеки.

Молодые жрецы, дежурившие у помоста, невольно поморщились, одновременно подумав, что учредителю всего этого зверства даже не пришло в голову привести приговоренного в надлежащий вид. В итоге толпа увидит казнь мученика, а не пособника данталли, и будущее олсадского Красного Культа можно будет считать решенным.

В отличие от своих молодых коллег Бенедикт Колер не был уверен в провале. Несмотря на темные круги под глазами и помутившийся взгляд, что являлось отпечатком нескольких бессонных ночей, старший жрец Кардении держался решительно и настроен был на некое торжественное событие. Примерно так же выглядел и Урбен Леон, за исключением следов бессонницы на лице. Старик шагал уверенно, распрямив спину и подняв с вызовом голову.

По непроницаемым лицам Ренарда Цирона и Иммара Алистера и вовсе нельзя было ничего понять: для них событие, которое должно было сегодня состояться, похоже, представлялось чем-то обыденным, не выходящим за рамки их привычной деятельности. Молодые жрецы многое бы сейчас отдали, чтобы поменяться местами с этими оплотами спокойствия.

Киллиан Харт был серьезен и сосредоточен. Он глядел прямо перед собой, шагая вровень с Бенедиктом Колером. При первом взгляде на него могло показаться, что молодой человек столь же решителен и уверен в правильности происходящего, сколь и учредивший все это фанатичный хоттмарец, а волнуется попросту потому, что это первая казнь, где ему предстоит быть палачом.

В нескольких шагах от помоста Иммар и Ренард остановились. Жрец Леон продолжил шествие к позорному столбу с Бенедиктом Колером и Киллианом Хартом, ведя за собой приговоренного.

Толпа ахнула, увидев Ганса Меррокеля на помосте. Как и предполагали молодые жрецы Культа, по рядам людей прошелся возмущенный шепот при одном лишь виде заключенного. Казалось, стоит трактирщику сейчас взмолиться о помощи, как олсадская толпа забудет о любом опасении перед Красным Культом и бросится выручать своего товарища. Но, хвала великой Тарт, Ганс Меррокель молчал. Глаза его были мокрыми от слез, и на лице отражалась переживаемая каждую минуту физическая боль, однако о пощаде или о помощи он не просил. Казалось, он смиренно принял уготованную ему участь. Молодые жрецы в свете этого невольно вспоминали слухи о допросах Колера вкупе с тем, что сами слышали под дверью в подвале. По окончании этих допросов заключенные, судя по наводняющим Арреду рассказам, готовы сознаться в чем угодно и принять любую казнь, лишь бы не угодить вновь в руки этого человека.

Бенедикт неспешно снял один из браслетов с рук трактирщика и, обвязав цепь вокруг столба, вновь закрепил кандалы. Затем то же самое сделал с ногами. Приговоренный не шелохнулся, не попытался сбежать. Он лишь опустил голову, громко всхлипнув. По рядам людей прошелся взволнованный гул. Колер выждал пару мгновений, выступил к краю помоста и приподнял руку в останавливающем жесте.