Нити Дочерей Ночи

– Мне надо побыть одной, – только и смогла пролепетать Теона, прежде чем выскочить из коридора.

Она забежала в комнату для ткачества и, захлопнув за собой дверь, прислонилась к ней спиной. Щеки горели, голова разрывалась в поисках возможных решений, но их не было. Теона зажмурилась, как будто темнота могла спрятать ее от самой себя, обхватила голову руками и застонала.

Всего один неверный шаг, один… Самым ужасным было то, что она не понимала, что для нее было мучительнее: то, что они вообще это все допустили, или то, что Бон остановился.

Теона медленно открыла глаза: в глубине комнаты, освещенный лишь тусклым лунным светом, стоял станок, совсем недавно казавшийся ей главным злом в мире. Но сейчас она увидела в нем спасение. Ткачиха медленно обошла станок и присела на широкую лавку перед ним. Ей не нужен был свет – ее руки заучили каждое движение. Она тронула бердо, покрутила в руках челнок, провела по натянутым, будто струны, нитям и поняла: только работа сможет помочь ей сейчас забыться.

Девушка встала и зажгла свечи, расставленные по комнате в напольных подставках, а затем потянула тросы, раздвинув шторы на потолке. Над головой Ткачихи засияли звезды. Она взяла новый моток белых ниток, чтобы привязать к челноку и заправить катушку. Все это было знакомо, привычно, понятно – реально, а мира за дверью, убеждала себя девушка, просто не существует. Принца она себе выдумала. Ну какой принц здесь, в ее доме? И не было никакого поцелуя. Есть только эта комната, этот станок, эта ночь и звезды. Челнок проплыл между нитями, она потянула на себя бердо, повторила то же самое с другой стороны. Третий ряд, четвертый.

«Никакого Бона никогда и не было…» – чеканила она, как молитву.

Но тут выдуманный принц постучал в дверь.

– О́ни, умоляю, прости меня.

Она не спеша закончила ряд, положила челнок сверху и медленно подошла к двери.

– О́ни, прошу тебя, открой.

Пришлось признать, что принц все-таки был настоящим и он сейчас ждал ее решения. И ей придется ему ответить.

– Я не могу и не хочу отрекаться от нашей дружбы, Бон, – искренне сказала Теона, – именно она сегодня не позволила мне совершить ошибку. Дай мне и себе немного времени, и я уверена, что все встанет на свои места. Я пришлю Этина, когда буду готова снова увидеться. Хорошо?

– Конечно, конечно, – поспешно ответил Бон.

Он замолчал, но за дверью не послышалось и шороха – значит, принц не сдвинулся с места. Как бы ей ни было горько, она должна была вновь возвести опрометчиво разрушенную стену. Только так оставался хотя бы призрачный шанс вернуть друга.

– Бон?

– Я тут, О́ни.

– Спасибо.

– За что?

– Это был отличный способ отвлечься от тревожных мыслей.

За дверью снова воцарилась глухая тишина. Теона зажмурилась, ненавидя себя за слова, которые должна сказать, но стена пока доставала ей только до пояса и казалась недостаточно крепкой, поэтому она продолжила:

– Это ничего не значило, правда? Мы всегда знали, что любовь и страсть не для нас.

Она услышала его слабый вздох. Бон долго молчал, а потом ответил совершенно незнакомым ей голосом:

– Рад, что смог тебя отвлечь. Не зря пришел. Пока, Теона, буду ждать письма.

Теона… Он не называл ее так уже пару лет, с тех пор как она разрешила использовать придуманную им короткую версию ее имени. Значит, обман сработал. Стена снова была на месте и крепка, как никогда.

Ткачиха отклеила себя от двери и вернулась к станку. Монотонная работа – лучший способ отключиться от мыслей о том, кто кубарем спустился по ступеням крыльца, а потом спешно отвязывал Стоика от коновязи. О том, кто пустил лошадь галопом, невзирая на темноту. О том, кто не хотел верить, что все это был «всего лишь способ отвлечься». Но Теона приказала себе отпустить его. Она слишком сильно дорожила Боном, чтобы из-за нее он стал несчастным. Тем более после того, что́ год назад сказал ей его отец.

Теона подняла правую ремизку, пропустила челнок между натянутыми нитями и притянула волнистую нить бердом, затем переключила ремизки и повторила все действия в другом направлении. Снова и снова. Ткачество было для нее сродни заученному танцу – когда твое тело знает движения настолько хорошо, что ничто не сможет сбить с такта. Руки делали все сами, позволяя девушке уйти в транс и попытаться снова убедить себя, что последние три года ей привиделись.

* * *

Бон колотил по тренировочным тюфякам с соломой не помня себя. Костяшки пальцев уже начали саднить, но физическая боль не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось у него внутри. Окончательно обессиленный, принц сел на остывающие после солнечного дня камни и обхватил голову руками.