Нити магии

– Я даже добилась того, чтобы Нина или Брок не совали свой нос в наши дела пару минут, – хвастается Лильян.

– Каким образом? – спрашиваю я.

Она шевелит бровями.

– Я оставила Нине след из надкушенных конфет, ведущий прямо к его комнате, – она поднимает указательный палец и склоняет голову набок, прислушиваясь.

– БРОК! – визжит Нина секунду спустя.

– Самое время, – удовлетворенно говорит Лильян. – Ну, что там сказано? – она смотрит на Якоба и хлопает в ладоши: – Ой, ты уже его прочитал, правда?

Якоб крепче стискивает письмо и заливается краской.

– Здесь сказано, что он рассматривает возможность принять меня, – отвечает он, и его руки слегка подрагивают, когда Лильян забирает у него конверт и вскрывает восковую печать. – Но сначала он хочет поговорить со мной лично, – на губах Якоба появляется улыбка. – Чтобы увидеть, есть ли у меня какие-нибудь многообещающие идеи.

– А они у тебя, конечно же, есть, – говорит Лильян, читая письмо.

– Так как же мне представить их ему? – бормочет Якоб себе под нос.

– Если спеть песню и станцевать, наверное, будет лучше всего? – поддразнивает Лильян, выгибая бровь.

– А может быть, рассказать жуткую историю? – подхватываю я и забираю у нее письмо, чтобы тоже прочитать его. – Лильян любит жуткие истории.

– Когда-то я слышал о женщине, которая заразила собственного сына оспой, – произносит Якоб зловещим полушепотом. – Она втерла растолченные корочки от язв в царапины на его коже. – И с мрачным смехом добавляет: – Намеренно.

– Это ужасно! – отшатнувшись, восклицаю я, а Лильян одновременно с этим хлопает в ладоши.

– О да, как интересно! Хочу еще! – радостно щебечет она.

– Зачем кому-то так поступать? – спрашиваю я и вспоминаю, как отец держал в своих больших, мозолистых руках крошечные чайные чашки для моих кукол.

– На самом деле, это был очень правильный поступок, – быстро говорит Якоб. – Это была вариоляция, первый вариант прививок. Люди заражали себя умерщвленной разновидностью оспы через крошечные царапины на теле, и это давало им неуязвимость против настоящей болезни. Вариоляция заставляла их тела атаковать оспу вместо того, чтобы она атаковала их тела. – Он смотрит на меня и мягко добавляет: – Это действительно спасло жизнь ее сыну и, в конечном итоге, множеству других людей.

Якоб пересказывает нам другие теории: о растениях, припарках, обеззараживающих растворах, о переливании крови и горячих серных источниках. Мы снова похищаем у Нины ключ и поднимаемся по черной лестнице в библиотеку, где Якоб рассказывает нам, как Фирн получил свое название: в честь снега, который скапливается на вершинах гор и лишь чуть-чуть подтаивает, прежде чем замерзнуть снова, с веками спрессовываясь во все более плотный лед. Доктору Хольму это напомнило то, что происходит в нашей крови от применения магии.

Взяв книги о драгоценных камнях, мы прячем их под своей униформой и по одной относим на чердак в каморку Якоба, чтобы пролистать их, когда покончим с нашими дневными обязанностями.

Красных самоцветов так невероятно много! Мои пальцы листают страницы: рубин и сердолик, гранат и шпинель, биксбит и киноварь… О них есть статьи в энциклопедиях, но Якоб также отыскивает в библиотеке другие книги, которые могут нам помочь: легенды и древние мифы, лекарские записи – все, что могло бы объяснить, почему красный камень стоил того, чтобы ради сохранения тайны понадобилось убивать людей. Лильян отрывается от рассказа о том, как викинги ценили янтарь, и пролистывает тетради, стопкой лежащие рядом со столом Якоба.

– Якоб, одна из твоих идей – пускать кровь посредством пиявок? Ради всего святого, не надо лечить этим способом! Ты не мог бы изобрести для нас что-нибудь более приятное и ароматное?

– О да, Лильян, когда я буду спасать тебе жизнь, то постараюсь сделать лекарство сладким, – саркастически отзывается Якоб. Он приглаживает ладонью волосы и поправляет очки.

– Послушай, я помогу тебе свести эти жуткие тетради в красивый, как у настоящих ученых, том, где будут все твои идеи, а Марит переплетет его, – предлагает Лильян, и я киваю. – Ты сможешь принести его на собеседование с доктором.

– И еще я могу помочь тебе с твоим костюмом, – добавляю я, и Якоб бросает на меня обиженный взгляд. – А что? – спрашиваю я. – Рукава тебе коротки, а ткань на воротнике потерлась.

Он закатывает глаза и сухо произносит:

– Спасибо.

– Поблагодаришь нас тем, что научишься лечить Фирн, – говорит Лильян, и я согласно киваю. – И еще, Якоб… – продолжает она, хлопая ресницами, – когда настанет время… помни, что мой любимый вкус – лакрица.

* * *

Позже в тот день я отвожу в сторону плети глицинии и иду через прохладу затененного коридора, оттенки в котором меняются от светло-сиреневого до ежевично-лилового. Дойдя до дверей оранжереи, я слышу шорох и останавливаюсь. Шарканье обуви, звук чьего-то падения, приглушенное ругательство.