Нити магии

Якоб ощетинивается и прежде, чем я успеваю что-либо предпринять, хватает куртку и швыряет ее обратно Броку.

– Сам починишь, – говорит он, стоя передо мной в напряженной защитной позе, и я стараюсь не замечать изгибы мышц под его рубашкой.

– Все в порядке, – тихо произношу я и делаю шаг вперед, глядя на слуг, разделившихся на две группы. – Это правда. Я была знакома с Евой и раньше. Но я не шпионю, лишь пытаюсь присматривать за ней. Мы росли вместе, и она мне как сестра, – протягиваю руку за разорванной курткой Брока и тихо добавляю: – В конце концов, кто скажет, как далеко любой из нас может зайти ради своей сестры?

К чести Брока, он выглядит слегка пристыженным, когда отдает мне куртку.

– Я все же собираюсь зашить ее, начертав на шве ужасно грязное слово, – сообщаю ему.

– Ну нет, сначала займись этим, – возражает Нина, врываясь в кухню. – Теплым вечерним платьем для Евы. Господин Вестергард хочет свозить госпожу Вестергард и Еву в парк Тиволи.

Филипп Вестергард все же намерен поехать куда-то с Евой и Хеленой.

Снова.

«Это просто родственная забота», – говорю себе. А парк Тиволи – публичное место, где всегда толпа народа. Он заботится о вдове своего брата и хочет развлечь на праздниках единственных родных людей, которые у него остались.

И все же я ощущаю растущее беспокойство. Его трудно скрыть, даже чувствуя пристальный взгляд Брока на моем лице.

– Ты что-то замышляешь, – повторяет он, хищно улыбаясь и пряча свой талисман в карман. – И я намерен узнать, что именно.

Взяв нож, я поднимаю его на уровень груди, и Брок отступает назад, после чего я ровно срезаю кожуру с грейпфрута.

– Как-нибудь можно добыть билет в Тиволи? – шепчу я Лильян и Якобу.

– Наверное, нам нужно пойти туда вместе, – весело отвечает Лильян. – Послушай, ты же добыла нам билеты на балет, – продолжает она, слизывая варенье с пальцев. – А теперь предоставь дело мне.

Глава шестнадцатая

Филипп.

25 ноября 1866 года.

Парк развлечений Тиволи

Тиволи сияет огнями.

Я сопровождаю Хелену и Еву через сгущающиеся сумерки к деревянным воротам с билетными будками по бокам, за которыми начинается переплетение каналов и рвов, отходящих от озера и тянущихся через весь парк. Отражения газовых фонарей мерцают в черной, точно чернила, воде. Я вздрагиваю от громких криков, и это мгновенно переносит меня обратно на войну. Но визг, раздавшийся сейчас в вечерней темноте, исходит всего лишь от «русских горок». Слышно, как скрипят сочленения опор; когда тележки устремляются по скату вниз, раздаются новые крики, смешиваясь с восторженным смехом. Трещит, вспыхивая, фейерверк. Я перевожу дыхание и ощущаю глубокое чувство удовлетворения.

Дания, прекрасная Дания.

Глаза Евы, идущей рядом со мной, широко распахнуты и горят изумлением. Но Хелена невыносима. Она напряжена даже сильнее, чем обычно в моем присутствии, как будто ее тело сковано льдом. На ней плащ, расшитый цветами, но никаких украшений. Она никогда их не носит, и это задевает меня, словно личное оскорбление.

Может быть, Алекс и спас наши шахты в первый раз, но именно я нашел драгоценные камни и спас нас всех во второй.

Не он.

Я.

Сегодня вечером, пройдя в ворота, я иду на запах миндаля в сахарной глазури и пряного глега. Гравий хрустит у меня под сапогами, когда мы огибаем угол и сталкиваемся с марширующей шеренгой Молодежной гвардии Тиволи: тридцать с лишним детишек, которых еще называют Карликовой Армией, в форменных мундирах. Хелена склоняется к прилавку, чтобы купить Еве пакет орехов и марципана, а потом вопросительно склоняет голову набок, глядя на меня. Я киваю, и она покупает две кружки глега, исходящего паром, после чего протягивает мне мою порцию, и на ее пальцах, как и на запястьях, нет ни единого драгоценного камня.

Алекс еще сильнее любил ее за то, что она не обвешивалась самоцветами из наших копей. Она всегда предпочитала обычные стекляшки нашим роскошным, огромным и сверкающим рубинам или темным сапфирам, игравшим на свету фиолетово-огненными бликами. Но, несмотря на нежелание носить наши драгоценные камни, Хелена получала кров, одежду и еду только благодаря им. Алекс использовал наше новообретенное богатство, чтобы купить поместье в Херсхольме. Также мы подарили матери новые ожерелья и серьги взамен тех, что были проданы во время войны. Мы сидели в лучших ложах театра, глядя, как Хелена танцует на сцене. А на свадьбе Алекса и Хелены самоцветы Вестергардов блистали в прическе моей матери, словно целое созвездие из темных звезд.

Хелена не надела ни одного из них.

– Ты не мог бы прекратить? – неожиданно спрашивает меня Хелена, и ее голос, словно острая сталь, прорезает вечерний воздух. Похоже, я начал мурлыкать «Отважного пехотинца», сам того не замечая. Я прихлебываю свой глег, наблюдая, как фейерверки трещат у нас над головами, оставляя в небесах сверкающие следы из огня и дыма.

– Это магия? – выдыхает Ева, глядя вверх. В ее голосе звучит благоговение, почти страх. Я рассматриваю ее, девчушку, которую Хелена взяла из какого-то сиротского приюта на юге.