Нити магии

– Ты просто солнышко, моя милая: глядя на тебя, всегда видишь свет.

– Мне очень нравится, Ви, – говорит Брок. И я должна признать, что хотя он противная шавка, но когда смотрит на сестру, то кажется совсем другим.

– Здешнему домовому определенно понравится этот рисальманде, – замечает Лильян, кладя себе на тарелку кусок рисового пудинга со взбитыми сливками и зернышками миндаля. Она озорно подмигивает мне, и я слизываю со своей ложки теплый вишневый соус. В канун Рождества в «Мельнице» я обычно читала Еве датские народные сказки, когда она начинала осторожно подъедать свое медовое печенье с шоколадом – подарок Матиеса.

«Домовые носят остроконечные красные колпачки, – рассказывала я Еве. – Ростом он примерно с тебя, и, если не оставить ему на чердаке угощение, он может доставить множество разных неприятностей».

– Мы не занимаемся такой ерундой, – кисло заявляет Нина. – Домовые – это сказки, а знаешь, что не сказки? – Она делает паузу и отпивает из кружки горячего рома. – Крысы.

Однако парой часов позднее Лильян все равно открывает дверцу, ведущую в каморку Якоба на чердаке, держа в руках поднос с запретными лакомствами: горячим какао и дополнительной порцией рисальманде. Взбитые сливки частично сползают с пудинга и капают на пол.

– За это Нина подаст мою голову на блюде из самого лучшего фарфора, какой только есть у Вестергардов, – говорит она, ставя поднос на пол.

– Она порубит нас, словно миндальные зернышки, – соглашаюсь я, протягивая Якобу чашку. – И нафарширует нами рисальманде.

– Обмакнет в растопленный воск и сделает из нас свечи, – дополняет Якоб. – Особенно если узнает, что я вчера утащил сюда вот это, – он достает из-за вазы жестяную коробку с печеньем.

Я охотно беру его, макаю во взбитые сливки, наблюдая за крошками, тонущими в какао и подливе, и уютно заворачиваюсь в плед.

– Это тебе, Лил, – говорит Якоб, запуская руку под подушку и протягивая Лильян сверток. Она приглушенно взвизгивает, когда разворачивает бумагу и обнаруживает сборник жутких историй. На обложке нарисована гниющая отрубленная голова и шипастый шлем.

– Спасибо! – радостно восклицает Лильян, прижимая книгу к груди.

– Ты ужасно странная уточка, – тепло говорит Якоб.

– Кря-кря, – отзывается Лильян.

– А это – для Марит, – произносит Якоб, и они вместе преподносят мне подарок.

– Копии того, что ты хотела, – официальным тоном поясняет Лильян, беря их обеими руками и протягивая мне с церемониальным поклоном. – Когда закончишь, ты должна их бесследно уничтожить.

Якоб нашел все, о чем я просила, а Лильян сделала для меня точные копии – вплоть до каждой отдельной черточки и завитушки почерка. Я пролистываю бумаги, скользя взглядом по строчкам. Это записи о выплатах шахтерам, о продаже драгоценных камней через четыре ювелирных магазина, главный из которых находится в Копенгагене – и все это с точными цифрами и датами. Такая толстая стопка бумаги – в ширину моей ладони, – что потребуется много часов, чтобы разобраться.

Якоб откашливается.

– Еще одна вещь, которая может оказаться полезной, – говорит он и подает мне тяжелый сверток. Я разворачиваю бумагу и нахожу энциклопедию драгоценных камней, минералов и металлов. – Это самая подробная, какую я смог найти, – поясняет он. Я открываю том, чувствуя, какой он тяжелый. Должно быть, стоил им целого состояния.

– Спасибо, – выдыхаю я, и мы с Лильян сидим рядом, с неприкрытым удовольствием сжимая в руках свои книги.

– Моя очередь, – говорю я.

Для Лильян я связала три пары чулок, потому что она всегда теряет свои, а Якобу сшила толстые перчатки для катания на коньках. Когда он надевает их, я вижу полоску кожи между краем перчаток и манжетой рубашки – рукава, как обычно, ему коротки.

– Спасибо, – произносит он. Сегодня его волосы уложены тщательнее, чем обычно.

Когда он кладет руки на колени, его обнаженное запястье внезапно касается моего. Но он не убирает руку. Выступающие косточки на наших запястьях чуть-чуть соприкасаются, и от этого едва заметного прикосновения у меня по коже бегут мурашки. Я жду, пока он отодвинется, но он не шевелится. Может быть, это прикосновение для него настолько ничего не значит, что он его даже не замечает?

А может быть, на самом деле он хочет продлить это прикосновение.

Эта мысль настолько нервирует меня, что я выпаливаю:

– У меня есть идея!

– М-м? – спрашивает Лильян, поднимая взгляд от картинки с пушечным ядром, изо рта у нее торчит наполовину съеденный леденец.

– Что, если мы попросим у Хелены Вестергард самоцветы, чтобы украсить ими танцевальный наряд? Мы можем сказать, что это будет специально для Евы: камни, которые встречаются только в копях Вестергардов. И мы хотим, чтобы все они были красными.

– Ты гений! – торжественно заявляет Лильян, не вынимая изо рта леденец. – Идеально!

Она встает и пляшет джигу прямо в носках. Якоб наконец поднимается, снимает подаренные мною перчатки и разжигает огонь в маленькой печурке в углу. Несмотря на пылающее пламя, моему плечу внезапно становится холодно и как-то одиноко.

– Давай останемся здесь навсегда, – шепчет Лильян.