Затем я наливаю себе чашку кофе и принимаюсь за работу.
Между слоями атласа одного из Хелениных платьев спрятаны бумаги со сведениями, отданные мне Якобом и Лильян в Рождество. Согласно этим записям, в копях Вестергардов добывают пять видов драгоценных камней: алмазы, рубины, изумруды, кварцы и сапфиры. Их продают через четыре ювелирные лавки по всей Дании, и этими лавками владеет одна-единственная семья – Йеппесены. Их главный магазин расположен в Копенгагене.
Насколько известно, самоцветы Вестергардов – единственные драгоценные камни, найденные в Дании.
Я запускаю пальцы в потайной карман на своей нижней юбке и нащупываю гладкие грани отцовского камня. В солнечном свете он сверкает темно-красным, а в тени становится почти черным. Это явно не алмаз, не изумруд и не сапфир. С моей точки зрения, на кварц он не похож, и Якоб считает, что это не рубин.
Откуда он мог взяться, если не из копей Вестергардов?
Я переворачиваю страницу, чтобы проверить, не упустила ли что-нибудь. Не могут ли в этих шахтах встречаться и другие камни, о которых в отчетах ничего не сказано? Или если этот камень родом не из шахт Вестергардов, то откуда он взялся?
Я задумчиво покусываю губу, а потом перехожу к финансовым отчетам. Всегда есть смысл проследить за денежными потоками.
Цифры в этих отчетах, занесенные двумя мужскими почерками, аккуратные и упорядоченные и охватывают не один год. Но я замечаю, что в последние годы записи делала рука только одного человека. Должно быть, это случилось после того, как Филипп Вестергард полностью взял на себя управление шахтами.
Когда я дохожу до выплат шахтерам, то перечитываю эту запись дважды: указанные в ней суммы намного превышают то, что когда-либо приносил домой мой отец. Такие же щедрые и регулярные выплаты идут Йеппесенам, семейству, занимающемуся ювелирной торговлей по всей Дании. Я тихонько присвистываю, когда подсчитываю все суммы, и делаю пометку о них на своей нижней юбке.
Я видела приходно-расходные книги Торсена, так что знаю, сколько он брал с фермеров и ремесленников за то, что продавал произведенную ими шерсть, пуговицы и бисер. Доходные акты. Но здесь ничего похожего нет, а ведь вдобавок ювелирам шли огромные дополнительные выплаты.
Зачем платить владельцам ювелирных магазинов такие большие суммы за то, что они продают твои самоцветы? Разве ювелиры не нуждаются в Вестергардах больше, чем Вестергарды в них?
– Марит? – доносится снизу голос Нины. В нем звучит легкое раздражение, поэтому я прикидываю, что у меня есть еще примерно три с половиной минуты, прежде чем это раздражение перейдет во что-либо более серьезное. Я хочу, наконец, дочитать эти бумаги и уничтожить улики, ведь я и так слишком долго держала их у себя.
А потом мой взгляд натыкается на записи о подарках королевской семье.
Я веду пальцем по строчкам описания, представляя себе сверкающую корону из алмазов и рубинов, сделанную для короля Кристиана IX, и парную к ней тиару для королевы Луизы.
Далее вижу описание рубинового ожерелья, предназначенного для принцессы Дагмары, ныне Марии Федоровны, будущей российской императрицы. Та вспышка красного, которую я заметила, когда королева Луиза приоткрыла бархатный футляр в театральной ложе.
Но список продолжается.
– Марит! – на этот раз голос Нины звучит возмущеннее и ближе. Я подпираю дверную ручку рабочей комнаты стулом и быстро вышиваю на своей нижней юбке записи о подарках:
Невероятные и дорогие подарки. «Зачем?»
– Марит! – Нина стоит прямо под дверью моей комнаты.
Быть может, Вестергарды очень щедрые люди. Но более циничный человек, заглянув в эти записи, сказал бы: «Все, от первого до последнего, получают свой кусок пирога».
Нина дергает дверную ручку.
– Почему у тебя заперто?
– Иду! – отзываюсь я и поспешно швыряю бумаги с записями в печку.
– Чем ты тут занимаешься? – резко спрашивает Нина, когда я открываю дверь. Мое лицо залито виноватым румянцем.
– Просто чиню платье госпожи Вестергард, – отвечаю я. – Как от меня и потребовали.
Нина подозрительно щурит глаза.
– Дорит сказала, что тебе нужно свободное время во вторник. Она просила за тебя лично. – Нина поджимает губы, и мы выжидательно смотрим друг на друга. Я поднимаю брови. – Постарайся, чтобы к этому времени платье было готово, – приказывает она, бросая на меня долгий пристальный взгляд, и уходит.
К тому моменту, когда я возвращаюсь к своему рабочему столу, копии бумаг Вестергардов уже превращаются в пепел.
Я ощущаю сухость в горле. Ни один из красных камней в книге Якоба не похож на тот, который оставил мне отец, и на тот, который носит на пальце Филипп. Финансовые записи Вестергардов тоже не пролили свет на происходящее.