Нити магии

Если не обращать внимания на этот крошечный осколок стекла.

Лильян теперь говорит совсем тихо:

– Стекло? Ты считаешь, это могла сделать Айви?

– Именно об этом я думаю. Но он сказал, что пытался спасти ее.

– А разве он не мог солгать?

– Но зачем? Зачем, ради всего святого, ему было нападать на Айви? Это полная бессмыслица.

В течение долгих секунд я смотрю в потолок и молчу.

– Меня беспокоит кое-что еще, – говорю я, тревожно ворочаясь с боку на бок. – История, которую рассказал Филипп, не складывается по времени. Он уехал раньше, чем Айви. Так как же он мог застать нападение на нее?

– Не знаю. А Хелена тоже не видела нападавшего?

Ева была дома, в безопасности, и крепко спала, когда Хелена наткнулась на сцену трагедии. И это означает, что кроме нее и Филиппа никто не знает правды о случившемся сегодня. Есть только их слова. И никаких других свидетелей. А кое-кто другой мертв.

Лильян резко замирает, когда за дверью нашей комнаты раздается шум. Чьи-то шаги и скрип старых деревянных половиц.

Я резко сажусь, услышав стук в дверь. Лильян вскакивает на ноги, набрасывает халат и чуть приоткрывает дверь.

Луна светит достаточно ярко, чтобы я разглядела край Евиной ночной рубашки, выглядывающий из-под плаща. Она боком протискивается в комнату.

– Ева? – спрашиваю я, моргая и выпутываясь из одеяла.

– Мне нужно поговорить с Марит, – обращается Ева к Лильян тихим и напряженным голосом. Сначала она мрачно смотрит на Лильян, а потом поворачивается ко мне, лишь окинув быстрым взглядом комнату, когда я чиркаю спичкой и зажигаю свечу.

– Иди сюда, Ева, – приглашаю я, ставя свечу на столик. Усаживаюсь с ногами на кровать и похлопываю ладонью рядом с собой, но Ева остается стоять на расстоянии вытянутой руки. Лильян снова забирается под свое одеяло, пытаясь стать как можно незаметнее.

– Нет, – отвечает Ева. Ее карие глаза сверкают огнем, и между бровями залегла мрачная складка. – Ты лгала мне, Марит.

– Прости, Ева, – говорю я. – Я…

– Так она знает? – спрашивает Ева, бросая взгляд на Лильян, свернувшуюся в крошечный комочек. Ее лоскутное одеяло постоянно сливается по цвету со стенами комнаты. – Ты знакома с ней едва месяц и уже рассказала ей, что владеешь магией?

– Ева, – пытаюсь объяснить я. – Я никому ничего не рассказывала. Она тоже владеет магией. Как и все, кто здесь работает…

Ева выдавливает недоверчивый смешок.

– Значит, все здесь знают об этом? Все, кроме меня?

– Да, но…

– Ты лгала мне всю мою жизнь, – она поджимает губы, как делает всегда, когда сердита настолько, что готова заплакать.

Я молчу. Я действительно лгала ей прямо в лицо, еще в «Мельнице». Каждый день лгала своим молчанием. Мне стыдно, и все мои объяснения неожиданно кажутся шаткими и недостаточными: что я снова и снова лгала ей просто потому, что не хотела, чтобы она тревожилась обо мне.

– Марит, – произносит она, потом делает судорожный вдох, и с губ ее срываются торопливые фразы: – Я знаю, ты считаешь, что теперь у меня все должно быть отлично, потому что у меня есть новая семья и больше денег, чем я когда-либо могла мечтать, и я могу танцевать, но… – она сглатывает ком в горле, и голос ее делается выше, как будто она вот-вот заплачет. – …но на самом деле именно сейчас ты была нужна мне больше всего. Ты единственная, кто остался от моей прежней жизни. Все теперь по-другому – абсолютно все, – и я хотела, чтобы хоть что-то осталось прежним.

Как будто нить выдергивается из ткани слишком быстро, и, если ее конец выскользнет из иглы прежде, чем я успею его подхватить, то навсегда ее потеряю. В «Мельнице» я всегда полагала, что будущее разведет нас с Евой в разные стороны, что это сделают поступки других людей, на которые мне никак не удастся повлиять. Но вместо этого нас разделило прошлое. Нас разделили мои собственные поступки.

– Но ты лгала мне всю мою жизнь. И поэтому та часть жизни, которая была раньше, тоже кажется мне ненастоящей. Как будто ты лишила меня и ее тоже, – продолжает Ева, и ее глаза наполняются злыми слезами. Боль, звучащая в ее голосе, заставляет мое сердце сжаться в комок еще сильнее, чем свернулась Лильян, ставшая почти невидимой. – Когда-то я знала, что ты любишь меня. По сути, это была одна из самых твердых истин, какие я знала. Но теперь… – она умолкает, резко дернув плечом.

Я втягиваю воздух.

– Это правда, Ева, – говорю я, пытаясь скрыть нотки разочарования в голосе. – Я знаю, что лгала, и мне очень, очень жаль. Но ты должна поверить: каждый мой поступок был продиктован заботой о тебе.

«Иногда я даже рисковала ради этого собственной жизнью», – думаю я, но не произношу этого вслух.

Ее пальцы рассеянно постукивают по плащу: так она делает, когда расстроена или встревожена, и я знаю, что причинила ей боль.

– Я всегда считала тебя скорее сестрой, чем подругой, – дрожащим голосом выговаривает она. – Но теперь, Марит… теперь ты для меня никто. Так что… может быть, тебе следует найти еще кого-то, на кого ты сможешь работать своей магией.