Нити разрубленных узлов

Писарь нагрел над факелом кусочек восковой смеси, капнул ею на бумагу, а бальга приложил к темной вязкой лужице перстень с массивной печаткой. И тут, в просторах чужой земли, посреди ночи, намного более жаркой, чем иные летние дни в Веенте, я почувствовал знакомое дыхание у себя за плечом.

Прошлая жизнь стояла рядом и чуточку рассеянно наблюдала за происходящим, позевывая почти так же, как это делал блондин, слушая проникновенную историю обреченного старика.

Здесь. Рядом. Снова…

Она вернулась, хотя ее никто не звал. Уж я точно молчал, как если бы набрал в рот воды. Но прошлое вернулось, осязаемое, по-родственному близкое, и словно спросило: «Ну что, наигрался, малыш? Пора возвращаться к работе».

Хозяин дома открыл рот, зачарованно следя за действиями блондина, и, только когда тот махнул рукой и двое черномундирников, взяв старика под мышки, неторопливо направились к входным дверям, старик завопил. Слов в раздавшемся крике было не разобрать, словно несчастный вмиг потерял дар речи. Да и звучал сам крик недолго: не прошло и минуты, как вновь наступила тишина, ясно намекавшая на то, что эррете Ноно и впрямь отошел. Истощенный бесславно прожитой и еще более бесславно закончившейся жизнью.

«Слуги божьи» вышли из дома не сразу, видимо, прежде обшарили все закутки, чтобы на вопросительный взгляд бальги ответить уверенным:

– Там не было никого, кроме слуги. И он разделил судьбу своего хозяина.

Как это никого? А Натти? Куда он вдруг делся? Неужели сбежал? Вот ведь гад! И когда только успел? Хотя…

Я сосчитал взглядом черномундирников, заполнивших двор. Все ли из них родились от соития демона и человека? Вряд ли. По крайней мере, те, кто выглядят не старше самого бальги, не должны были застать прежних хозяев Катралы в силе. Нет, скорее всего, опасаться стоит только уже совсем взрослых, тех, кто чуть постарше меня. Если только…

Если только они не рождены нарочно для служения семье Кавалено.

Все правильно. Рыжий и не мог поступить иначе. Правда, он оставил меня один на один с дорогой, на которую меня так настойчиво выпихивали из дремотного покоя Блаженного Дола. И все это время, до мига, когда знак власти одного человека решил судьбу другого, я… Ну да, спал. И видел забавный сон. Такой красочный, такой безобидный…

Все, теперь проснулся. Нет больше мира, где прекрасные женщины дарят свою любовь тем, кому пожелают, а благородные мужчины всегда приходят на помощь слабым и беззащитным. В моем мире каждый живет только за себя. Я не хотел туда возвращаться, но, видно, зелье Натти и Керра оказалось не таким уж и забористым, чтобы сделать меня счастливым надолго.

– Повесьте это на двери! – велел блондин, подразумевая только что подписанную бумагу. – Больше здесь делать нечего.

Ага. Нечего. Но относится ли сделанное замечание ко мне? Вот он, очередной миг выбора. Очередная развилка. Куда шагнуть, в какую сторону? Чужеземца вряд ли станут убивать только для того, чтобы заставить замолчать: в таких делах намного полезнее и надежнее использовать монеты. Потому что смерть может заткнуть рот приезжему, но не тем, кого он оставил дома.

Дома… Которого на эту ночь у меня больше нет.

Я не должен выполнять поручение золотозвенника. Не присягал на верность. Но та клятва, что я произносил когда-то давным-давно перед людьми, чьи лица уже благополучно стерлись из моей памяти, требовала: делай, если можешь.

Могу?

Да.

Значит, делаю.

– Вы лишили меня ночлега, эррете.

Он обернулся и смерил мое лицо немигающим взглядом.

– Звучит так, будто вы требуете замены.

Нужен еще один шаг. Крохотный. Такой, после которого перекресток будет пройден окончательно.

– Я много слышал о гостеприимстве южан.

– И наверное, даже испытывали на себе? – Показалось, что губы бальги дрогнули, изображая подобие улыбки. – Что ж, я не обладаю достоинствами эрриты Фьерде, которые должны были прийтись вам по вкусу… но, если пожелаете, приму вас в своем доме. И пожалуй, даже попрошу сопровождать меня, чтобы скрасить скуку прогулки.

Он, прихрамывая, вышел со двора, где своего седока уже ждал паланкин с дюжими носильщиками.

– Прошу вас!

Пришлось залезать первым, но это оказалось вполне оправданно: в тесноте у меня было гораздо больше шансов задеть больную ногу блондина, если бы тот не уступил право первенства гостю. Носильщики подняли надсадно заскрипевшее под весом двух тел сооружение сразу же, как бальга подал знак, и, довольно неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, потащили нас в лабиринт улиц ночного города. Смотреть по сторонам было не на что – в пятна света от факелов попадали только каменные кладки стен и… неподвижное лицо блондина.

– Так зачем человек из столицы прибыл в наши края? – спросил он примерно на пятьдесят первом шаркающем шаге двуногих ездовых животных.

Если бы этот вопрос прозвучал намного раньше, отговориться было бы легко. Но, возникший именно сейчас, он требовал особого ответа.