Нити тьмы

Холден-Брайант вытерла глаза рукавом и посмотрела на Пайн трезвым взглядом.

– В некотором смысле так и вышло. Абсурдно и даже жестоко говорить, что я сожалею о случившемся, хотя это правда.

– Вы когда-нибудь встречались с Ито Винченцо? – спросила Этли.

– Нет, до сегодняшнего дня я даже не знала о его существовании.

– Вы уверены, что никогда не входили с ним в контакт?

– Ни единого раза, – уверенно ответила Холден-Брайант.

– Когда вы и Джек официально разорвали помолвку?

– Когда он уехал в Джорджию. Больше уже не было никакого смысла продолжать отношения.

Пайн встала и протянула ей визитную карточку.

– Если вы вспомните что-то еще, пожалуйста, позвоните мне.

Холден-Брайант взяла визитку.

– Я знаю, что вы обо мне думаете, – сказала она.

– Не имеет ни малейшего значения, что я о вас думаю. Гораздо важнее, что вы думаете о себе, – отрезала Пайн.

Холден-Брайант вытащила из коробки бумажную салфетку и высморкалась.

– Сейчас я ничего хорошего о себе не думаю, – призналась она.

– Отлично.

– С Джеком все будет в порядке?

– Да, складывается именно такое впечатление. На самом деле ему повезло, что он выжил. Как и мне.

– Вы действительно только сейчас узнали, что он – ваш отец?

– Да.

– Должно быть, испытали настоящее потрясение…

– Вся эта история – сплошное потрясение.

– Я надеюсь, вы найдете сестру.

Пайн ничего не ответила.

– Вы… расскажете Джеку о том, что я сделала? – спросила Холден-Брайант.

– Нет, если не будет необходимости.

– Я вам благодарна.

Этли снова не ответила. Она направилась к двери и через мгновение вышла.

Холден-Брайант посмотрела на Блюм, которая продолжала стоять рядом с кроватью.

– Полагаю, любовь всех нас делает глупцами, – сказала она.

– О, думаю, мы и сами прекрасно с этим справляемся, – ответила Кэрол и огляделась по сторонам. – Что ж, у вас хотя бы есть все… чтобы быть счастливой. Разве не так?

Она вышла из спальни и закрыла за собой дверь.

Глава 39

Пуллер только что закончил забег на шесть миль в Куантико вместе с парой длинноногих рекрутов – морских пехотинцев, которым не было и двадцати. Он вернулся в свою «новую» квартиру – старая стала местом преступления, принял душ и уже собрался одеться в гражданское, когда загудел его телефон.

Пришло сообщение от брата.

«Сегодня двести, АНК, помни «Мэне». Соль. Четыре планки и звезда».

Всякий, не знавший братьев или армию в целом, едва ли сумел бы расшифровать послание. Но для Пуллера это не составило труда – особого труда.

Джон проверил часы. У него осталось достаточно времени, чтобы сначала сделать одну остановку. Он открыл шкаф и достал синюю форму. Она предназначалась для сегодняшней вечерней встречи, хотя не была обязательной.

Довольно долго армия ограничивалась зеленым и белым цветами. Но теперь стала использовать синий – цвет двух величайших побед на своей территории. Синие мундиры против красных английских в Войне за независимость. Синие северяне против серых южан во время Гражданской войны.

История сама подсказывает.

Джон проверил орденские планки, дабы убедиться, что они выстроены в надлежащем порядке – военные не допускают ни малейших ошибок, – взял форменную фуражку и ушел, предварительно выслушав одобрительное мурлыканье Самоволки.

Он подъехал на внедорожнике к госпиталю для ветеранов, и его отвели в отделение, где находились те, кто утратили память. По пути Пуллер встретил множество отдававших ему честь солдат, которые сидели в креслах, лежали на носилках или передвигались на костылях и в ходунках. Все они достойно и с честью служили своей стране, а теперь оказались здесь, в последнем месте дислокации в своей карьере: в доме престарелых, предоставленном им Дядей Сэмом.

Здесь эскорт оставил его одного, и Джон постучал в дверь. Немного подождав, вошел.

Палата была небольшой, и вещей оказалось совсем немного; главной являлась кровать, на которой лежал старик. Джон Пуллер-старший.

Прежде отец, увидев Пуллера, рявкал: «Старпом, что вы здесь делаете?» Джон не являлся его старшим помощником, но всегда подыгрывал отцу, потому что врачи говорили, что для старика так лучше.

Но то было раньше.

Теперь же все кардинально изменилось.

Отец лежал в постели, свернувшись калачиком. Прежде его рост составлял шесть футов и три дюйма, но болезнь и возраст отняли у него несколько дюймов. Он почти полностью облысел, если не считать нескольких пучков волос цвета облаков. На нем была не повседневная военная форма и не синий мундир, а больничные штаны и белая футболка, из выреза которой торчали белые завитки волос.

Джон обошел кровать, чтобы оказаться напротив отца. Он стоял перед ним по стойке смирно и смотрел на человека, который участвовал в том, что он появился на свет, снабдил половиной ДНК и другими вещами, хорошими и не очень.

– Докладываю, сэр, – сказал Пуллер немного нерешительно.

Он не рассчитывал на ответ. Во время пяти последних визитов отец даже ни разу не проснулся.