Нити времени (СИ)

Честно говоря, Лекси не ожидала, что Джеймс будет так отчаянно сопротивляться. Обычно лучший друг поддерживал все ее безумства, даже самые бредовые. Однажды, еще в школе, они притащили в класс обычный физраствор и шприцы и хором объявили одноклассникам, что эта безобидная жидкость может отправить их в прошлое или будущее. Запуганные детскими страшилками ребята бросались врассыпную, тогда как десятилетние Лекси и Джимми старательно строили серьезные лица и набирали полные шприцы. Тогда их за это чуть не исключили, а дома потом отчитывали так, что даже Лекси стало стыдно. А потом запретили видеться на целый месяц. Даже в Темпусе. Впрочем, они и тогда нашли какой-то безумный выход из ситуации и никто не смог помешать им общаться.

Джим был ее опорой во всех трудностях, поддержкой во всех начинаниях, утешением во всех страхах. Он был надежным, как скала, заботливым, очень добрым и ярким, как самое настоящее солнышко. Даже волосы у него были теплого рыжего цвета, чему Лекси втихаря завидовала — ее-то волосы были почти бесцветными.

Но порой Джеймс, словно ловил какой-то сигнал из космоса, становился очень уж серьезным и долго и нудно пытался ее вразумить. Такое бывало редко. Обычно в тех случаях, когда ее выходки вредили ей же самой. Как и сейчас.

Лекси понимала это. Знала, что стрижка в ее ситуации была действительно безумной и отчаянной затеей. Но ей так хотелось проучить отца, сделать ему больно, сделать хоть что-то… Хотелось показать наглядно, что она давно не маленькая девочка и что его разрешения ей не нужны.

— Ты хоть понимаешь, на что меня толкаешь? Смерти моей хочешь? Или безумия? Так я и так уже не особо адекватный, дружу ведь с тобой, на свою голову!

— Джеймс, пожалуйста, — взмолилась Алексия, повернувшись к нему лицом.

Она была уверена, что глаза снова сменили свой цвет и привычно выругалась про себя.

Лекси терпеть не могла эту свою особенность. Кто угодно, кто знал Стивенс чуть дольше пары дней непременно замечал, что ее глаза меняют цвет в зависимости от настроения. И это раздражало. Она итак была для всех открытой книгой — слишком эмоциональная, взрывная и прямая, а тут еще и глаза. Зеркала души, чтоб их.

Джеймс как-то, смеха ради, даже попытался составить эмоционально-цветовой круг. Притащил к ней из дома огромный альбом и мамины масляные краски и пытался вызвать разные эмоции, чтобы зарисовать их цвет. Лекси по большей части сердилась на друга за его идиотскую идею и из-за этого они провели за холстом долгие часы. К концу дня Джим чертыхался, вымазался в краске и больше даже не пытался шутить, но с задачей почти справился. Правда проклял все, когда понял, что оттенки цветов каждый раз немного, но отличаются и сравнил ее глаза с природой.

— Знаешь, Лекс, крутые у тебя глаза, — заявил тогда друг. — Никогда не бывают одинаковыми! Когда ты злишься, твои глаза насыщенно-зеленые и очень темные, как сосновые иголки в пасмурную погоду. Когда раздражаешься — как листья на солнце с крохотными голубыми крапинками. Грустишь — больше похожи на жухлую осеннюю траву. Пыльную такую, как у какой-нибудь тропинки. Тревожишься — снова становятся ярко-зелеными, но уже без голубого. Счастлива? Синие, как самое яркое летнее небо.

Лекси же не видела в этом ничего крутого. Она предпочитала хранить свое настроение при себе и не показывать его всем подряд. Очень старалась сдерживать свой огненный темперамент. А еще редко смотрела людям прямо в глаза и по возможности (когда в кои-то веки светило солнышко) надевала солнцезащитные очки.

— Твои волосы отрастут меньше чем за месяц, балда! — взвыл Джеймс, отрывая ее от невеселых мыслей. — На кой черт хранить какие-то тайны от всего мира, если тебе ничего не стоит взбрыкнуть и просто так вывалить это на блюдечко с голубой каемочкой?

Стивенс закатила глаза и уверенно произнесла:

— Никто ничего не поймет.

— Ну конечно, — парень скептически усмехнулся. — У всех же волосы растут по десять сантиметров в месяц! Никто и не заметит таких перемен!

Это было правдой.

То, что Лекси была путешественницей во времени тайной никогда не было. Она исправно каждый день посещала Темпус с шести лет и ее способности знали вдоль и поперек. Во всяком случае, все так считали. На самом же деле, они с отцом скрывали то, что не стоило знать посторонним. То, за что ее могли на всю жизнь запереть в стенах Темпуса и навеки сделать подопытной крыской.

Алексия всю жизнь боялась, что ее тайны раскроют. В детстве отец намеренно рассказывал ей о том, что делают с детьми, чьи особенности хоть сколько-нибудь отличаются от других. И она панически боялась, что однажды кто-нибудь особенно умный придет и решит переделать ее генетический тест. Что тогда все их старания пойдут насмарку.

— Джеймс, — устало сказала она, потерев виски пальцами. — Перестань разводить панику. Я обо всем подумала. Нет никакой опасности. Поверь. Ты же не думаешь, что я настолько ненормальная, что решусь на такую подставу самой же себе?